|
Светлые которолевы, спасительницы…
(Консонанс,
вып. 3 (9) март 2005)
Героини булгаковских книг красивы и музыкальны.
Музыкально красивы. Их спасительная, светлая красота – в музыке голоса, жеста.
Музыкой овеяны их имена. Кажется, что Мастер не выбирает музыкальный ряд, а
прислушивается к музыке Елены, Юлии, Серафимы, Евы, Маргариты… «Как радостно
спели дверные петли», когда в комнату вошла она: - Пальцы у вас замечательные.
Вам бы пианисткой быть.
- Вот по еду в Петербург, опять буду играть…
(рассказ «Псалом»)
Женщина, играющая на фортепиано, - отзвук юных лет
писателя, музыкально-литературное приношение матери и сестре. И это тонкий,
нежный лик музыкально- бесконечного: «Все же, когда Турбиных и Тальберга не
будет на свете, опять зазвучат клавиши, и выйдет к рампе разноцветный Валентин,
в ложах будет пахнуть духами, и дома будут играть аккомпанемент женщины,
окрашенные светом, потому что Фауст, как Саардамский плотник, - совершенно
бессмертен» («Белая гвардия», гл. 2).
Женские портреты, созданные Булгаковым, -
театрально-музыкальны. Героинь его любимых опер («Фауста», «Аиды», «Пиковой
дамы») можно назвать звучащими предысториями героинь «Белой гвардии», «Бега»,
«Адама и Евы», «Мастера и Маргариты». Диалог с музыкальными произведениями, уже
ставшими классическими, вечными, - не только и не столько ассоциации,
по-особому преподносящие литературный образ. Это - музыкальная импровизация на
ее тему. Лиза из «Пиковой дамы», увиденная-услышанная в Елене, томимой «черной
громадной печалью» («Белая гвардия», гл.3), превращает в музыку любовь женщины
и ее страдание: Елена – жена. Каватину из «Фауста»
- Я за сестру тебя молю,
Сжалься, о, сжалься ты над ней!
Ты охрани ее. –
в романе поет Шервинский, но молит Алексей Турбин:
Елена – сестра. Опера Гуно стала спутницей
«закатного» романа (Мастер – Ивану Бездомному: «Простите, может быть, впрочем,
вы даже оперы «Фауст» не слыхали?»). И Маргарита, «прелестная
прапрапраправнучка одной из французских королев», - немного «оперная»
Маргарита. Вальс, зазвучавший в 20 главе («Крем Азазелло»), подтверждает
оперную предысторию, оперное предчувствие романа (ведь знаменитая Ария с
жемчугом – блестящий вальс).
… Звон колокольчика, сопровождающий появление
обольстительной Юлии («Белая гвардия», гл. 12), мелодия почти шубертовского
ручья, струящаяся в словах Маргариты («Мастеру казалось, что слова Маргариты
струятся так же, как струился и шептал оставленный позади ручей»), – музыка
женственности, красоты, покоя, любви. «Но и любовь – мелодия…»
Алевтина Бояринцева
|
