Направляясь к дверям консерваторской гостиницы, я
испытывала сильное волнение. Это мое первое интервью, и как отнесется Евгений
Михайлов к вопросам начинающей журналистки – неизвестно. Я готовилась к самому
худшему – скептическим замечаниям, снисхождению, формальным ответам. Но первым,
что я заметила в открывающейся двери, была обаятельная улыбка, живой взгляд.
Повеяло теплотой и уютом… Вопрос родился сам:
- Люди
искусства очень ранимые, потому что вынуждены постоянно открывать себя. Как Вам
удается сохранять душевную тонкость и искренность?
- (Смеется и приглашает
пройти.) Живу на запасах.
- «Сказка в русской музыке» - нечасто встретишь
такое интересное название. Программа готовилась специально для цикла «От
классики прошлого до современности»?
- В этом году широко отмечается 100-летие Андерсена. Датская компания
предложила записать программу. А так как я русский человек, то – «Сказка в
русской музыке». Что касается идеи цикла, то мостик от Глинки и Чайковского к
музыке Прокофьева и Метнера вы перекинули без труда. Игра фантазии, богатство красок, тембров. Внимание к
изобразительности и любование каждой деталью – в этом, по-моему, суть русской
музыкальной сказки.
- А как же психологизм, характер образа, его
внутреннее наполнение?
- Не думаю, что это имеет место в русской опере до
Чайковского. Циклы Метнера и Прокофьева – другое дело. Здесь каждая пьеса несет
особое психологическое состояние. Это целый мир, и говорить о «чистой
изобразительности» по отношению к такой музыке просто бессмысленно. Вообще,
изобразительность сама по себе быстро утомляет. Однако при определенной доли
фантазии могут получиться яркие и эффектные произведения.
- «Сказка в русской музыке» вчера, через день -
Первый концерт Рахманинова, недавно – Третий в зале Чайковского. Это Ваш обычный
темп работы?
- К сожалению, да. Есть музыканты – не чета мне.
Перелеты, репетиции, концерты они переносят без особого ущерба для себя и
своего искусства. Я такой бронебойностью не наделен. Приходится вычерпывать все
запасы, залезая порой в долги к собственным силам и здоровью.
- Вы давно не были в Нижнем. Как изменилась
атмосфера да и сама консерватория?
- Действительно, был 10-ти летний перерыв после I Международного конкурса
им. А. Н. Скрябина. Связан он и с концертами, и с работой в Казанской консерватории.
Хотя, по-моему, преподавателем назвать меня трудно.
Только сегодня получил сообщение от студента – отчаянный крик о помощи. Показывает на экране телефона: «Когда же, наконец, я смогу придти к Вам на урок?!!» Должно вроде бы радовать подобное рвение, а
меня угнетает собственное отношение к делу. (Задумывается)
Однако последний раз я приезжал весной этого года:
мы исполняли «Прометея» на хоровом фестивале. Консерватория была
соорганизатором. Уже тогда я заметил, как много сделал новый ректор…чисто внешне.
-А внутренне, как изменился уровень?
- Мне трудно судить об этом. Те, кого я знал, уже
покинули эти стены, а молодых исполнителей, к сожалению, не имел возможности
услышать. Но должен сказать, атмосфера на вчерашнем концерте меня потрясла.
- Вы имеете в виду полупустой зал и звонки
сотовых?
- Да это не самое главное. Такого скептицизма и
равнодушия давно не приходилось встречать. Я понимаю, Нижний Новгород – столица
Поволжья, крупный город, пропускающий через себя огромный поток исполнителей.
Однако я играл и в Питере, и в Москве, где публика более избалована
знаменитостями. И, тем не менее, люди приходили, слушали, благодарили. Они
знали, на кого идут, что хотят услышать, и вели себя, по крайней мере,
уважительно. Было время «малиновых пиджаков», но оно, как мне кажется, уже
прошло. Или у вас нет?
К сожалению, пришлось
признать правоту наблюдений Евгения Владимировича Михайлова. Действительно,
несмотря на внешний праздничный и свежий облик консерватории, дух творчества и
заинтересованности пока не спешит здесь обосноваться. Формализм и холодность не
удается скрыть за теплыми пластиковыми окнами и жалюзи.
- Выходя на сцену, Вы стремитесь удивить
публику? Что хотите передать слушателям?
- Замысел автора и только его. Вы знаете, у меня
как-то не сформировалось определенной идеи общения со зрителем. Связано это,
наверное, с моим педагогом – Эльфией Вафовной Бурнашевой. (Я заметила сначала легкую улыбку, затем
глаза его наполнились нескрываемой благодарностью и восхищением. Артист
признался, что все эти годы они сохраняют теплые, добрые, «фантастически
замечательные» отношения.) Поэтому,
когда мне говорят: «В Вашей игре слышна школа Воскресенского», мне становится
смешно. Какая школа?! Я взял у него не более четырех уроков во время учебы в
аспирантуре. Эльфия Вафовна! Вот она – школа и дом на всю жизнь. С первых шагов
мы работали над раскрытием авторского замысла: от интонации, звучания,
эмоциональной окраски каждого подголоска до общей концепции произведения.
Выходя на сцену, я чувствую колоссальную ответственность за каждый звук. При
«подаче» у меня просто нет времени обращать внимание на зал. Однако при
возврате – всегда остро чувствую реакцию слушателей. Возможно, это
непрофессионально… не знаю. Вчера, например, было ощущение несостоявшегося
шоумена, который так и не смог понять – чего все-таки хотела публика, кого
ждала.
-
Возможно, путь Дениса Мацуева оправдан?
- Не знаю, что его сподвигло на это: деньги, слава,
а может, и то, и другое. Но человек он далеко не такой глупый и безрассудный,
каким, может быть, хочет казаться. И наверняка, делал он свой выбор осознанно,
понимая, что возвращение в серьезное музыкальное искусство после такого
«путешествия в шоубизнес» вряд ли возможно.
- А Вы принципиально играете только в Концертных
залах?
- Нет, я считаю, что музыкант должен попробовать
себя в разном, но выбрать одно – главное в его жизни. Мацуев сейчас обслуживает
публику, поэтому и пользуется у нее спросом. Однако я глубоко убежден, что на
самом деле публике все равно: вчера Басков, сегодня Мацуев, завтра Иванов.
Надеюсь только, что моего имени не будет в этом списке «вкусных блюд». Школа
Эльфии Вафовны удержит. А равнодушные залы – это все переживаемо. Главное,
чтобы вам самим здесь не было скучно. Все-таки творческий ВУЗ!
Ирина Егунова
|
