Статьи  |  Трудно быть Олмером

Когда Олмер миновал могилу святого Ника Перумова – восьмую по счету на этой дороге и последнюю на своем пути, уже стемнело. Не слезая с коня, Олмер вошел в астральный контакт с душою усопшего и мысленно отсалютовал ей. В отличие от предыдущего, седьмого мученика, зарубленного деревянными мечами "грибных эльфов", восьмого не брали ни деревянные мечи, ни стрелы с присосками, но он погиб, задохнувшись под тяжестью стотомного тиража своего собрания сочинений, которым его закидали неблагодарные читатели. Олмер вздохнул, соглашаясь с сетованиями души святого, и вышел из астрала. Скольких святых Ников Перумовых повидал он в своей жизни! Все они плохо кончили (не утешала даже неизменная посмертная канонизация!), но имя это обладало некоей притягательной силой, на которую, как мотыльки на огонек, слетались все новые подвижники. Вот и сейчас Олмер направлялся на встречу с очередным графоманом, изъявившим желание продолжить священное дело воспевания прекрасного Хьерварда. Места вдоль дороги тянулись глухие, пустынные. Олмер часто озирался и все поправлял в седельных сумах трехтомник "Кольцо Тьмы" первого из святых Перумычей: прекрасно изданные фолианты в твердых переплетах обладали великолепной убойной силой и часто использовались им вместо любого другого оружия. Страшили Великого Магистра Ордена Перумистов не топкие болота, над которыми с противным ехидным звоном толклась жадная до крови мошкара, и не мрачно чернеющий вокруг лес – в нем, несмотря на мрачность, даже волков не водилось. Но за любым кустом могла затаиться засада "ролевиков", желающих обладать такими магическими предметами, как зубы, ногти и волосы Великого Магистра, а то еще хуже – нарваться на правоверных толкиноидов, выехавших на природу для проведения очередного Большого Толкиновского Семинара. Тогда он был бы до рассвета обречен уяснять, чем гнусавое произношение Нолдор юго-восточного Валинора было сладкозвучнее насморочного прононса Эльдар северного Белерианда. Вырваться из рук этих фанатиков по-доброму не представлялось возможным, а иззубривать об их дубовые головы новенький деревянный "ковыряльник" – подарок Пастора Морадана было жалко. Удары же перумовским трехтомником оказывали на толкиноидов весьма своеобразное действие: почесав ушибленное место, толкиноид тут же начинал перечислять фактографические, лексические, грамматические и синтаксические ошибки, допущенные святым, причем наговорить любой из них мог еще томов на пять, и выпутаться из этой дискуссии оказывалось уже решительно невозможно. Подозрительный шорох в кустах заставил Олмера насторожиться. Его слуха коснулось тревожное бормотание: — А кто это едет-ссс там по дороге? Такой большшшой, ссстрашшшный... Уж не противный ли толкиноидссс? Олмер с облегчением расхохотался. — Щорс! – позвал он. – Вылезай! Это же я – Король-Без-Королевства! — Да-ссс? – донеслось из кустов. – А есссли это зззлой толкиноидссс хочет обмануть бедного Щорссса? Обмануть, обидеть-ссс... — Да правда, правда я! – подтвердил Олмер. – Вот и книги Перумова при мне! Хотя книг в наступившей темноте было уже не разглядеть, в кустах зашуршало громче, и на дорогу выползло щуплое белобрысое создание. Это был широко известный в узких перумических кругах Железный Генерал Щорс, откликавшийся также на эльфийское имя Эол. Но поскольку эльфом он считался не "грибным", а вовсе даже темным, Светлые при каждом удобном, а главное – неудобном случае почем зря шпыняли и обижали бедного Генерала. Убедившись, что перед ним действительно Король-без-Королевства, Щорс немного успокоился, однако продолжал дрожать и озираться даже тогда, когда пристроился верхом позади Олмера. Едва Великий Магистр тронул коня, как Эол принялся жаловаться ему на свою горькую судьбинушку. Шипящий шепот перемежался то жалобными всхлипываниями, то злобным подвыванием, и в конце концов Олмер не выдержал. — Да замолчи ж ты наконец! – в сердцах воскликнул он. – У меня и без твоего нытья худые новости! — Хххудые? – еще больше испугался Щорс. – Шшшто хххудого? — Очередной Перумов! — Да шшшшто в том хххудого-то-ссс? – удивился Эол. – Их уж и так не то шшшесть, не то сссссемь штук было. — Восемь, – машинально поправил Олмер. – Но те, что до него были, писали себе спокойно про Хьервард и ни о чем другом не помышляли. Шлепнут их – я нового в сан рукоположу, и дело с концом. А этот... Этот... Этот, представь себе, продолжение "Кольца Тьмы" писать удумал! И уже договор с издательством заключил!!! От такого святотатства Щорс едва не рухнул на дорогу. — Кошшшшмар! – прошипел он, отчаянно цепляясь костлявыми пальцами за кожаную куртку Олмера. – Да как он сссмеет-сссс! Мерзаветсссс! — Охххх, какой мерзаветсссс! – Олмер зашипел не хуже самого Щорса и тотчас же испуганно оглянулся. Но вокруг по-прежнему стояла ночная тишина, нарушаемая лишь писком комаров. Великий Магистр взял себя в руки и уже обычным своим тоном продолжил: – Я вот к нему и еду. – Он недобро усмехнулся. – Поговорить! – многозначительно добавил он. – Поедешь со мной? Щорс задрожал и жалко съежился: — А он опасссссный? Он насссс обидеть-ссс ссможет-сс? Олмер взглянул на попутчика свысока: — Да что в нем опасного? Обыкновенный писателишка. Не бойся: все-таки с тобой буду я, и оружие у меня есть! – Он гордо похлопал по трехтомнику. — Да-сссс? – недоверчиво спросил Щорс. – А ессссли его не возьмет-ссс? Вдруг он-сссс неубиваем-сссссый? — Где это ты видел неубиваемых Перумовых? – хмыкнул Олмер. – Мне пока еще ни одного не попалось... Да вон и дом его виднеется! Ишь, как окошки горят! Пишет, небось... пис-сатель хренов... — Сссслишком ушшшшш горят-ссс, – робко заметил Эол. – На пожар-ссс больно ссссссмахивает-сссс... Через несколько мгновений Олмер понял, что Генерал прав. За деревьями весело полыхал огонь. Но то горел не дом очередного Перумова: от дома уже давно остались одни головешки. Посреди пепелища был разложен костер, вокруг которого сидело десятка полтора молодых людей обоего пола, украшенных многочисленными фенечками и всевозможными хайратниками. Олмер понял, что надо смываться – и как можно скорее, но поздно: их уже заметили. К его коню подбежали два двухметровых амбала в шерстяных носках и, завопив: "Владычица! Еще гости!", вытащили Великого Магистра из седла. Эол, слабо пискнув, скатился по другую сторону коня и в мгновение ока уполз в кусты. — А где же второй? – грозно спросил один из амбалов, нависая над Олмером. — Какой второй? – прикинулся непонимающим Олмер, выгадывая время. – Сами-то вы кто? — Мы-то?!! – рявкнул один из амбалов. – Хоббиты мы! Неясно разве? Где второй, спрашиваю?!! — Да не было со мной никого! – отважно сказал Олмер, спасая несчастного Эола. – Один я. – И, потянув носом воздух, добавил осуждающе: – Пить надо меньше, ребята!.. — Да я тебя... Но тут из-под занесенной руки двухметрового пьяного хоббита вынырнула маленькая пухленькая черноволосая девушка в кожаной куртке и вызывающе обтягивающих ее попку лосинах. Поправив на носу солнцезащитные очки в тонкой металлической оправе, она важно заявила: — Не бойся, незнакомец! Моя свита тебя не тронет. Ты, конечно, толкиноид? — М-м-м... да... – пришлось соврать Олмеру. — Тебе очень повезло, дорогой друг! – торжественно сказала девушка, патетически жестикулируя зажатой в пухлых пальчиках сигаретой. – Ты попал на... мнэ-э-э... две тысячи... мнэ-э-э... восемьсот пятьдесят девятый Большой Толкиновский Семинар. Это самый... мнэ-э-э... представительный семинар, – тут она окинула взглядом собравшихся, – за последние десять лет. Если ты еще не знаешь, я – Владычица Галадриэль, а выступать сейчас будет... мнэ-э-э... сам Илуватар. — О Элберет Гилтониэль!.. – только и смог произнести Олмер, страдальчески возведя глаза к небу. Двухметровые хоббиты, чувствительно взяв его под локотки, провели в центр круга и усадили на ярко освещенный пятачок возле костра. Над костром висел котелок, в котором булькали макароны, и Олмер с досадою сплюнул в него. К костру вышел худосочный рыжий конопатый паренек в малиновом пиджаке с блестящими пуговицами и, гордо подбоченясь, кокетливо пошутил: — Цените, господа толкиноиды! Не каждый день живого Илуватара видите! ("Ох, с какой радостью я увидел бы тебя неживого!" – мстительно подумал Олмер). Вам, конечно, известно, что семинар наш внеочередной, но мы не могли не отметить семинаром и запланированной на завтра ролевой игрой ту великую... мнэ-э-э... радость, которую доставили нам наши... мнэ-э-э... почетные гости – "грибные эльфы" (Хм... они, правда, задерживаются, – пробормотал он, взглянув на часы), спалившие дом нашего смертного... мнэ-э-э... врага Ника Перумова. Не буду вам рассказывать, как долго этот...мнэ-э-э... мерзавец осквернял наше прекрасное Средьземелье... мнэ-э-э... своими гнусными бреднями о каком-то вонючем Хьерварде. Но теперь с ним наконец покончено... — Так его убили? – ахнул Олмер. — Вынужден огорчить нашего... мнэ-э-э... дорогого гостя, – вздохнул Илуватар и взлохматил надо лбом рыжий чуб. – Этому... мнэ-э-э... гаду удалось смыться. Но он... мнэ-э-э... не избежит нашей мести!.. "Придурок," – подумал Олмер то ли о Перумове, то ли об Илуватаре – он и сам не понял о ком и с досады вновь сплюнул в котелок. Илуватар между тем продолжал: — Предлагаю вам послушать... мнэ-э-э... какие мысли посетили меня в одну из бессонных... мнэ-э-э... ночей на последней... мнэ-э-э... ролевой игре, когда я... мнэ-э-э... размышлял о судьбе профессионального толкинизма в России. Конечно, все вы... мнэ-э-э... знаете, что мы живем... мнэ-э-э... в Седьмую Эпоху Средьземелья... — А почему именно в Седьмую? – удивился Олмер. – Почему не в Шестую и не в Восьмую? На него возмущенно зашикали остальные, почтительно внимавшие Илуватару. Сам докладчик с презрением посмотрел на Олмера: — Ты... мнэ-э-э.. наверное, совсем недавно толкинулся... мнэ-э-э... если не понимаешь... мнэ-э-э... очевидного. Сказано тебе – Седьмая! А вообще... мнэ-э-э... все вопросы надо... мнэ-э-э... задавать в письменном виде. Если позволит... мнэ-э-э... регламент, я... мнэ-э-э... отвечу на них в конце... мнэ-э-э... доклада. "Регламент! Хана барлогу!" – мысленно простонал Олмер и в отчаянии принялся грызть ногти, сплевывая их все в тот же котелок. А Илуватар назидательно продолжал: — Никто не сомневается... мнэ-э-э... что под Средьземельем Профессор... мнэ-э-э... подразумевал Европу. На прошлом... мнэ-э-э... семинаре один... мнэ-э-э... докладчик пытался... мнэ-э-э... доказать нам, будто Андуин... мнэ-э-э... следует отождествить... мнэ-э-э... с Волгой, Хмурые горы... мнэ-э-э... с Уралом, а Мородор... мнэ-э-э... с Сибирью. Но я... мнэ-э-э... категорически не согласен с тем, что под Войной... мнэ-э-э... Кольца Толкин подразумевал татаро... мнэ-э-э... монгольское нашествие. Я также не считаю... мнэ-э-э... что битва у Черных Ворот – это... мнэ-э-э... иносказательное описание покорения Сибири... мнэ-э-э... Ермаком. Нет, господа толкиноиды, Арагорн – это... мнэ-э-э... совсем не Петр I! И незачем постоянно ссылаться... мнэ-э-э... на переводчиков, будто они... мнэ-э-э... некорректно поступили, подтвердив догматы... мнэ-э-э... католицизма ссылками на православных... мнэ-э-э... богословов. В конце концов, это же... мнэ-э-э... ПЕРЕВОДЧИКИ!!! Это, имейте в виду... мнэ-э-э... основатели нашего... мнэ-э-э... Толкиновского общества – и они... мнэ-э-э... имеют право на собственное... мнэ-э-э... мнение. А вы – нет! Поэтому мы... мнэ-э-э... постановили, что отныне... мнэ-э-э... вы обязаны считать Средьземелье... мнэ-э-э... Западной Европой. А Нуменор... мнэ-э-э... лежал... мнэ-э-э... в Атлантическом океане. Вам ясно? — Ясно-то ясно, – опять подал голос Олмер. – Но если на то пошло, может, и Валинор не исчез из кругов мира? Ведь за Атлантическим океаном земля имеется! — Какая... мнэ-э-э... земля? – недоверчиво спросил Илуватар. — Америка, – стараясь оставаться серьезным, ответил Олмер. — Гениально!!! – завопил Илуватар и кинулся на шею Великому Магистру, едва не завалив того в костер. – Как же мы раньше не доперли? Конечно! Ведь Америка... мнэ-э-э... это настоящий рай!!! Олмер отстранил его и встал на ноги. — А название мыса Огненная Земля, – продолжал он вкручивать Единому баки, гуляя вокруг костра, – свидетельствует о том, что когда-то там стоял один из Светильников... Все почтительно затихли, ошеломленные этим гениальным открытием. Владчица Галадриэль трясущимися руками закуривала новую сигарету. Илуватар плакал от восторга, не скрывая слез. — А мыс Горн – это все, что осталось от названия Леса Фангорна, – на ходу импровизировал Олмер. Со стороны толкиноидов послышались приглушенные всхлипывания. — Где это – мыс Горн? – неожиданное подозрение закралось в душу рыжего Илуватара. — В Африке. — Не-ет!!! В Африке... мнэ-э-э... не пойдет!!! Это ты брось! Да и рек-то... мнэ-э-э... приличных в Африке нет! — Как это нет? – возмутился Олмер. – А Нил? Самая великая река! В школе, что ль, не проходил? Илуватар пристыженно замолчал. Крыть ему было нечем. — А где же тогда находился Ородруин? – послышался вдруг чей-то ехидный голос. – Уж не в Австралии ли? — Нет. Зачем же в Австралии? – Олмер напряг свои извилины так, что они едва не задымились, припоминая географию. – Ородруин находился на Яве. Это знаменитый вулкан Кракатау. — О-о-о!!! – восхищенно выдохнули толкиноиды. — А Мордор – это Мадагаскар! За орков все принимали лемуров! – вопил Олмер, ощущая на себе восторженные взгляды толкиноидов, полагавших, что на их коллегу снизошло Великое Озарение. Илуватар рвал на себе модный пиджак и рыжие волосы в отчаянии от собственной тупости. Но инициативу он выпустил из рук, и симпатии семинарщиков были отданы никому не известному гостю. Великий Магистр не собирался отбивать хлеб у Илуватара. Он не нуждался в симпатиях толкиноидов. Он лишь надеялся подойти поближе к своей лошади, а уж там всё решили бы ловкость и проворство, но осуществить свой план ему не удалось. Владычица Галадриэль схватила его за руку горячей, потной от возбуждения рукой и, дыша в лицо Олмеру табаком и перегаром, страстно заговорила: — Мы с тобою... мнэ-э-э... ну, сам понимаешь! Тащусь с умных мужчин. Если ты и во всем такой... мнэ-э-э... Сейчас! Я только литературную паузу объявлю... – С этими словами она заглянула в блокнот и важно произнесла: – Дорогие друзья! Маленький незапланированный перерыв... мнэ-э-э... Чтобы вам не было скучно, наша гостья из одного... мнэ-э-э... провинциального хоббит-клуба прочтет свои... мнэ-э-э... стихи, которые навеяла ей книга Перумова. – Тут эльфиянка с неожиданной для ее роста силой повлекла было Олмера в кусты, и он с трудом вывернулся из ее рук. — Нет, подожди! Я... – Сказать, что девица его не возбуждает, он побоялся и потому ляпнул первое, что пришло на ум: – Я стихи люблю! И вообще никогда еще не слышал стихов о книгах Перумова. Эльфийская дева нахмурилась. — Ну... мнэ-э-э... слушай, – проблеяла она тоном, не предвещавшим ничего доброго, и Олмер понял, что пора делать ноги, однако не успел он и шагу ступить, как на пути у него словно выросла высоченная и необъятная крашеная блондинка с надменным лицом. Голову ее вместо традиционного хайратника украшал венок из березовых веток. "Моргот вас всех побери, это еще что за дубина?" – успел подумать Олмер, и тотчас же выяснилось, что интуиция не обманула его: Галадриэль с пафосом объявила: — Позвольте... мнэ-э-э... представить вам нашу гостью – энтийскую... мнэ-э-э... поэтессу... мнэ-э-э... мнэ-э-э... Мириэлель-ар-Лаурелингиль... мнэ-э-э... нур-Аэлинэль из леса Фангорн... мнэ-э-э.... "В самом деле дубина!" – умилился Олмер, снизу вверх глядя на энтийку. Ободренная вниманием такого эрудированного слушателя, девица придала лицу трагическое выражение, смахнула с крашеных ресниц хрустальную слезинку и, бурно жестикулируя и подвывая похлеще Эола, начала: На острие клинка Горит огонь заката. И хоть рука тверда, Но близок час расплаты. Это Олмер вынес достаточно легко: стишки были не лучше и не хуже многочисленных эльфийских баллад, которые ему доводилось слышать. Энтийка, между тем, продолжала вещать: Пал Кирдэн-Корабел, Нет больше Наугрима, Но Фолко ищет цель, Стрелу не пустит мимо! Великий Магистр скрипнул зубами. С его точки зрения, пьяная Санделло иногда сочиняла гораздо лучше. Он еще размышлял, не сотворить ли вокруг себя энергетическую защиту, пока не поздно, но тут Мириэлель-ар-... и как там ее далее с особенным чувством продекламировала: Отряды мертвецов Ведет на Гавань Олмер... Нервы Олмера не выдержали, и он завопил диким голосом: Да от твоих стихов И сам бы бы Олмер помер!!! Глядевшая на него влюбленными глазами Владычица Галадриэль завизжала от восторга и захлопала в ладоши, радуясь, что в ее избраннике открылся еще и поэтический дар. Но надменная энтийка, оскорбленная тем, что кто-то посмел вторгнуться в тонкую ткань ее стихотворного шедевра, ткнула в Олмера пальцем, похожим на сосиску, и рявкнула: — Держите его! Это не толкиноид! Это лазутчик перумистов! Бейте его, народы! Таиться далее не было смысла. Олмер отшвырнул в сторону энтийку, загородившую ему дорогу (от такой тяжести у него чуть грыжа не вылезла), ударами кулаков раскидал в стороны пьяных хоббитов, опрокинул в костер заплеванный котелок, затушив огонь, и прыгнул через всю поляну к своему коню. "Это был прыжок, перед которым поблекнул бы, наверное, даже Прыжок Берена, восславленный во многих песнях". Вождь лихо наощупь вкочил на своего скакуна. Этому коняге, конечно, было столь же далеко до легендарного Сполоха, как энтийке до поэтессы, тем не менее под ударами пяток Великого Магистра благоразумное животное припустило с места в галоп, не обращая даже внимания на то, что всадник сидит в седле задом наперед. Вслед им неслись забористые трехэтажные эльфийские ругательства, от которых у менее выносливого человека уши свернулись бы в трубочку. Там, где поляна заканчивалась и начинался темный ночной лес, на голову ему обрушилась груда увесистых костей, а знакомый голос зловеще зашипел в ухо: — А-а, ззззлой Олмер-сссс! Хотел броссссить насссс, нессссчасссстного Щорссссса на расссссстерссссание этой... Талдычицссссссе Волдыриэль... Лишь отъехав на значительное расстояние, Олмер, утерев со лба холодный пот, отозвался: — Проссссти... то есть тьфу, Моргот вас побери! Прости, Эол! Меня самого чуть не растерзали. Еле ноги унес. Помолчав немного, Эол вдруг спохватился: — А как же Перумов-ссс? Где ты его теперь найдешшшшшь? — Найду, – сквозь зубы ответил Олмер. – Под землей откопаю! И тогда пусть на себя пеняет... Олмер перевернулся и сел так, как это было положено – лицом по направлению движения, в который уже раз злобно пнул пяткой ни в чем не повинную лошадь и двинулся на поиски Перумова. Зевающий от нервного перенапряжения Эол мерно покачивался у него за спиной. Они и не заметили, как из-под развесистого можжевелового куста высунулась чья-то распатланная голова, повязанная грязной тряпкой, а когда стихло цоканье копыт, на дорогу вылез высокий угловатый "ролевик" в замызганном плаще. Над правым плечом у него торчала рукоять деревянного клинка, обмотанная изоляционной лентой. По длинным нечесаным космам, выбившимся из-под хайратника, и фосфорецирующему блеску в глазах в юноше легко было признать "грибного эльфа". Взглядом, не предвещавшим ничего доброго, "ролевик" проводил Великого Магистра и его спутника. Запомнив, куда они свернули, наблюдатель почесал искусанную комарами шею и вновь бесшумно исчез в кустах, не шелохнув при этом ни листика... * * * Чем дальше продвигались Олмер с Эолом, тем хуже становилась дорога. Уставшая лошадь спотыкалась на каждом шагу, и бедный Эол, постоянно тыкавшийся из-за этого лицом в жесткую кожаную куртку Олмера, непрестанно стонал и охал. Поэтому, когда перед ними возник наконец черный, как смоль, замок, на крыше которого развевалось знамя с вензелем НП, Олмер был готов завопить от радости. Но делать он этого не стал, дабы не привлекать ненужного внимания, а просто спрыгнул на землю и двинулся к воротам замка, таща в поводу упирающуюся лошадь с восседающим на ней Щорсом. Подойдя поближе, Олмер понял, что умное животное упиралось недаром. Замка как такового не было. Было лишь несколько разрисованных фанерных щитов, сложенных в какое-то подобие жилища и скрепленных гвоздями на скорую руку. Из щелей между неплотно пригнанными фанерными щитами пробивался слабый свет, но как Олмер ни вслушивался, он не услышал ни звука. — Спит он, что ли? – пробормотал он скорее себе, нежели Эолу, и, пустив своего меараса пастись на лужайке, отворил дверь. Внутреннее убранство дома в полной мере соответствовало внешнему убожеству. На земляном полу стояла пара колченогих скамей и скособоченный стол, за которым на опаленном пожаром кресле (вероятно, единственном, что Перумову удалось спасти из огня) спиной к ним сидел кандидат в святые и самозабвенно строчил очередной опус. Все пространство вокруг него было засыпано исписанными листами дешевой серой бумаги. "Ну, я ему сейчас устрою!" – злорадно подумал Олмер и, шагнув к писателю, схватил его за плечо. * * * "...Лежащий на земле Фолко, отчаянно вереща, старался дотянуться до валявшегося неподалеку клинка. В этот момент холодное и склизкое щупальце коснулось недавно выбритой шеи хоббита. Фолко попытался ударить врага, но что значили его хилые кулачки против трехдюймовой шкуры безжалостного мордорского бронтозябра, одного из самых свирепых чудовищ, выведенных Сауроном для борьбы с валинорскими эльфами..." Ник Перумов поставил точку и с удовлетворением перечитал написанную фразу. Новый роман "Кольцо полуночного Валинора" катился к завершению, как лавина с вершин Карадраса. Сердцем Ник чуствовал, что пишет полную муть, но разумом понимал – любое его творение, пусть даже самое бездарное, будет мгновенно раскуплено восторженными поклонниками. Перумов блаженно прикрыл глаза. В его воображении возникли полки с полным собранием его сочинений – толстые тома издательства "Азбука", тисненый золотом переплет, яркая суперобложка... Но сладостные мечты юного писателя были внезапно прерваны, когда что-то холодное безжалостно стиснуло его хилое плечо... Перумов взвизгнул похлеще любого назгула и, действуя по наитию, резко ударил то, что находилось позади него. Чем бы это ни было, от перумовского удара оно с грохотом врезалось в фанерную стену и рухнуло наземь. Перумов вскочил и круто развернулся. К своему величайшему удивлению, он обнаружил в хибаре вовсе не страшного мордорского бронтозябра, созданного его бурной фантазией, а самого обыкновенного Олмера, растянувшегося вдоль стены и жадно глотающего воздух: локоть писателя попал ему аккурат в поддых. — Ну что ты и даешь, пис-сатель, – проговорил наконец Олмер. Перумов виновато улыбнулся и протянул ему руку, цепляясь за которую Олмер поднялся и пристроился на колченогой скамейке. Тотчас же из-под стола выбрался перепуганный Эол и, убедившись, что продолжения драки пока не предвидится, устроился рядом с Олмером. — Я так понимаю, что вы меня посвящать приехали, – потирая руки, заговорил Перумов, по праву хозяина занимая свое любимое кресло напротив них. Великий Магистр потер ушибленное место. — Бить мы тебя приехали! – с угрозой сказал он. При этих словах Щорс насторожился и приготовился вновь нырнуть под стол. — За что же? – удивился Перумов.– Ну, что меня бьют толкинисты – к этому я привычный. Сегодня вот толкиновское общество свой семинар на моих костях решило провести. Но свои-то... — Ах, свои? – прошипел Олмер. — Какие мы тебе ссссвои? – осмелев, подал голос Эол. Поочередно глядя то на одного, то на другого, писатель неуверенно улыбнулся, подозревая, что визитеры шутят, только до него смысл их шутки почему-то не доходит, и предложил: — А то, может, выпьем за встречу? Поговорить-то еще успеем. — Ага! – мгновенно согласился Эол. – Наливай! Уловив милостивый кивок Великого Магистра, Перумов сорвался с места и вскоре вернулся, неся три щербатых граненых стакана и чайник. При виде чайника Железный Генерал поперхнулся и закашлялся. Олмеру пришлсь хлопнуть его по спине. — Травяной чаек – первейшее средство от простуды, – безапелляционно заявил Перумов, разливая по стаканам бледно-зеленую водицу. – Сам пью – и вам советую! Эол подозрительно принюхался к содержимому своего стакана, надеясь унюхать там хоть каплю алкоголя – увы, безрезультатно. Он покосился на Олмера. Великий Магистр, спокойный, как Илуватар, начинающий новую тему в Айнулиндэ после диссонанса Мелькора, вылил чай на земляной пол и вперил в Перумова мертвенный взгляд, способный повергнуть в ужас даже Ночную Хозяйку. Эол немедленно последовал его примеру, и под этими взглядами у Перумова мурашки побежали по спине. — Та-а-ак... – неопределенно протянул Олмер, – ты, значит, продолжение "Кольца Тьмы" пишешь?.. — О, да! – обрадовался писатель. – Я придумал совершенно потрясающий сюжет! Значит, Фолко... — Убью!!! – неожиданно тонким голосом заверещал Олмер. – Еретик! Да как ты смеешь?!! ТАКУЮ книгу продолжать!!! Да это... Да ты... – Он не находил достойных этого святотатственного деяния слов и потому начал выражать возмущение бурной жестикуляцией, причем все его жесты были ужасающе неприличными. Только сейчас Перумов понял, что гости его ни в коей мере не настроены шутить. Однако даже грозящая ему опасность не способна была вытравить из высокой души этого истинного русского интеллигента чувства национальной гордости, и он не мог не возразить: — Но почему, объясните мне, почему писать продолжение этого идиотского "Кольца" так уж грешно? Разве же первый Ник Перумов – да святится имя Его, да пребудет в нас воля Его, да удлинится бесконечно Его многомудрая борода! – разве он сам не пошел таким же путем? Разве он не написал продолжение толкиновского "Властелина Колец"? Чем я-то хуже?! — Ну, ты даешь, пис-сатель! – хмыкнул Олмер. – Сравнил какого-то паршивого Толкина с нашим Первым Перумовым! Да запомни раз и навсегда: что дозволено Эру, не дозволено харадскому мумаку! Приготовившись вещать дарованное ему свыше Откровение, Олмер бессознательно скопировал горделивую позу рыжего Илуватара на поляне и, возведя очи горе, принялся патетически вещать: — Посуди сам: что такое этот Толкин? Да кто интересовался этим Толкиным до "Кольца Тьмы"? Кому он был нужен, кроме жалкой кучки извращенцев-толкиноидов? А сейчас? Да сейчас вся страна... нет, какая страна! Весь цивилизованный мир, вся мировая элита, не говоря уже о сливках нашего общества, прочитали благословенный труд Перумова и заинтересовались потом этим дурацким Толкиным! А ты, ТЫ, жалкий червь, ползающий во прахе и недостойный даже сдувать пылинки с подошв этого необыкновенного человека, этого гения, ты смеешь посягать на то, чтобы своими немытыми лапами касаться великих героев Среднеземья, воспетых самим Перумовым-первым! Да где тебя воспитывали? Неужто мама в детстве не привила тебе уважение к святыням нашего народа?! То, что ты затеял... нет, если устроить в церкви публичный дом, а в Эрмитаже – шамовку, и то это будет меньшим святотатством, нежели твое подлое, позорное деяние!!! Как ты мог?! Как... Нет! Я не верю в это! Неужто в наше время может найтись кто-то, способный надругаться над светлой памятью Великомудрого Ника Перумова – да святится имя Его, да пребудет с нами воля Его, да удлинится бесконечно Его несравненная борода?.. Тут Олмер опустил глаза и замолк на полуслове, обалдев от представшего его взору зрелища: молодой писатель в рыданиях бился и катался на грязном земляном полу, в полной мере осознав, в какую бездну смертных грехов ввергла его диавольская гордыня. Сквозь всхлипывания потрясенный Великий Магистр слышал: — Позор... позор на мою дурную голову!.. Как я мог... Что я наделал, что!.. О, нет мне пощады! Так бейте же меня, подлого грешника! Убейте меня!.. Выкиньте на растерзание Толкиновскому обществу! Разве достоин я жить после этого, я, ничтожество, жалкий инженеришка, посягнувший на святыни!.. Какое святотатство я замыслил!.. О святой Великий Ник! Нет мне прощения, мне, еретику, мерзавцу, гнусному осквернителю праха твоего!!! – Далее причитания переходили в неразборчивый вой. Когда изумление Олмера сошло на нет, он с помошью Эола усадил молодого писателя в его любимое кресло и принялся брызгать ему в лицо остывшим чаем, приговаривая при этом: "Ну, хорошо, хорошо... Мы все поняли... Все в порядке, все хорошо, мой маленький! Ты больше не будешь озорничать, будешь слушаться папочку-Олмера, и все будет хорошо... Успокойся!" Наконец писатель затих, размазал по впалым щекам слезы и сопли и устремил на Олмера полный собачьей преданности взгляд: — Магистр! Как мне искупить свою вину? Олмер понял, что наступает решающая минута и принялся ковать Перумова, пока горячо. Воздев руку к небесам, он торжественно промолвил: — Клянешься ли ты никогда не поднимать перо на святыни Среднеземья, воспетые Великим Ником Перумовым, а писать о Хьерварде, одном только Хьерварде и ни о чем, кроме Хьерварда? — Клянусь!!! – упав на колени, робким шепотом ответствовал писатель. — Тогда именем святого Великого Ника Перумова Первого властью, дарованной мне Божественным Конклавом Мучеников-Перумистов Северо-Западного региона, Орденом Перумистов Петербурга и прочая, и прочая, и прочая, посвящаю тебя в святые великомученики Ники Перумовы!!! Поклянись же достойно нести свой крест и сложить голову за пропаганду высоких идей перумизма! – провогласил Олмер, ударяя его по плечу деревянным мечом. — Клянусь, – отвечал новоиспеченный святой, в экстатическом восторге припадая губами к лезвию меча. Созерцавший эту трогательную сцену Эол бурно зааплодировал. Девятый святой Ник Перумов недрогнувшей рукой собрал в большую кучу исписанные листы своего кощунственного творения, мысль о котором ему, несомненно, внушил Враг рода человеческого. Но теперь он, исцелившись от пагубного заблуждения, спешил подтвердить, насколько крепка его вера в великого предшественника. Он сложил на полу все плоды своих многодневных трудов и бессонных ночей и без сожаления поджег их услужливо предложенными Щорсом спичками. Листы вспыхнули ядовито-зеленым пламенем, что явно свидетельствовало об их бесовском содержании, и, корчась в огне, мало-помалу обратились в летучий пепел. Затоптав его ногами, Перумов со счастливой улыбкой повернулся к Великому Магистру. — Теперь я начну новую жизнь... и новый роман... О прекрасный Хьёрвард! Я уже вижу перед собой... Да, воистину это будет земля без радости! Читатели будут рыдать от восторга!.. Убедившись, что старания его не пропали даром и семена, брошенные в благодатную почву, скоро принесут богатые всходы, Олмер уже хотел было произнести напутственное слово и двинуться в обратный путь, как вдруг стены фанерной халупы затрещали, как скорлупа кедрового орешка, неплотно пригнанная дверь рухнула под ударом тяжелого кирзового сапога, и в образовавшийся проем с боевыми кличами вломилась толпа "грибных эльфов". — Бей Перумова!!! – завопил кто-то из них. – А, и Олмер здесь!!! Врежь им, ребята!!! Зуб Олмера три хита снимает!!! "Выследили, гады!" – злобно успел подумать Олмер, отпрыгивая в угол и крепко сжимая тяжелый двуручный меч. Подарок Пастора Морадана со свистом прорезал воздух, и первый из нападавших рухнул на грязный пол, даже не успев понять, что с ним произошло. Оплакивать эту потерю было, впрочем, некому да и некогда. "Грибные эльфы" теснили Великого Магистра со всех сторон. Отчаяно отбиваясь, Великий Магистр успел заметить боковым зрением, как Перумов бухнулся на колени, призывая всех известных ему богов, а Эол, как и следовало ожидать, залез под стол. Надежды на их помощь не было никакой, и Олмеру оставалось рассчитывать только на самого себя. Две наспех сколоченные фанерки за спиной никак не могли служить надежным прикрытием и в любую секунду грозили рухнуть, открыв его спину для предательских ударов сзади, но поскольку другого прикрытия не было, Олмер был рад и такому. Подарок Пастора Морадана оказался славным мечом и разбил уже не одну чересчур горячую голову, однако силы были слишком неравны, и Великий Магистр прекрасно понимал, что этот бой ему не выиграть. "Хоть бы кто из этих недоумков помог!" – в бессильной ярости подумал он, парируя удары ролевиков. Эол, между тем, подобравшись к Перумову, отчаянно теребил его за штанину. — Да ссссделай же сссчто-нибудь! – прошипел он. — Что?!! – трагически возводя очи горе, вопросил Перумов. – О Пресветлая Варда, и Доблестный Тулкас, и Всеблагая Йаванна, и Могучий Ямерт, и Милосердная Ялини, и Тяжелорукий Хрофт, не оставьте нас, ничтожных... — ...несссссчасссссстных... – вторил ему Щорс. — ...своей великой милостию!!! Помогите нам!!! – возопил Перумов и горько разрыдался. Рядом тоненько и жалко поскуливал Эол. — Зачем... зачем я только взялся за это? – всхлипывал Перумов. – Работал бы... инженером... А теперь... Какой из меня писатель? Вот первый Ник Перумов... да, это писатель! О святой, святой Ник!.. Святейший из всех! Зачем ты нас покинул? Словно отзвук дальнего грома пронесся над жалкой хибарой новоявленного святого. Фанерные листы задрожали. — Грозззза, кажетсссссссся, – пробормотал Щорс. Но внутренним чутьем писатель понял, что это не гроза. — Святейший из всех святых! – дрожащим голосом воскликнул Перумов. – Услышь нас! Спаси!!! И будто в ответ на его слова ослепительная молния расколола небо, и в ее сиянии перед очами изумленного писателя возник лучезарный образ с нимбом вокруг головы. В одной руке святой Ник Перумов Первый бережно держал том "Кольца Тьмы", а другую простирал вперед, словно благословляя своего последователя. — Ты сам, – прошелестело в воздухе, – только ты можешь спасти наше великое дело! — Как? – вопросил Перумов, пытаясь поймать эту призрачную руку, но хватая лишь воздух. "ДЕВЯТЬ... – донеслось до него. – Роковое число Среднеземья. Число кошмарных порождений Тьмы..." Их было девять. Девять колец... Девять... Не медли, иначе всё пойдет прахом! Помни: девять – магическое число... И с этими загадочными словами святой Ник Перумов Первый растаял в воздухе. Его последователь озадаченно поскреб затылок. — Девять колец... – бормотал он. – Да, говорить-то хорошо! Магическое число, роковое число... Только где ж эти кольца взять, когда их и в природе не существует, так, выдумка одна... — У Олмерссса вон вссссе руки в кольцссссах, – тихонечко вздохнул Эол. – Ах, ессссли бы они-ссс были волшшшшшебными!.. — Если бы они были волшебными... – эхом повторил за ним Перумов. – Если бы все кольца твоего Олмера стали вдруг волшебными... Не успел он произнести это, как Олмер взревел не своим голосом, и "грибные эльфы" пачками посыпались от него во все стороны. Кто-то ударил Великого Магистра деревянным мечом по голове – и меч разлетелся в мелкие щепки. Эол ахнул и замер с открытым ртом. А до Перумова теперь наконец-то дошел смысл сказанного Первым. — Девять – магическое число! – зашептал он в ухо Эолу. – Я ж девятый Перумов! Значит, на мне лежит Благодать! Всё, что я напишу, сбудется!!! Пошарив под столом, Щорс тут же выгреб ему огрызок карандаша. — Так пиши, не тяни резину! – приказал он без малейших признаков шипения, и так страшно было слышать из уст Эола нормальную человеческую речь, что Перумов немедленно подчинился. Схватив какой-то клочок чистой бумаги, он торопливо застрочил: "Глухая темная ночь опустилась на Арду. Узкий серпик едва народившейся луны с трудом пробивался сквозь низкие черные тучи. И в этой кромешной тьме шла небывалая битва, которую отважный Олмер вел с полчищами взбесившихся эльфов..." — Да скорей ты, скорей! – торопил его Эол. – Перестань воду лить: не для гонорара же стараешься! В сильнейшем волнении прикусив губу, Перумов, осознавая собственную значимость, продолжал: "...И влилась в Олмера неведомая сила, и черный меч в деснице его сверкал как молния, и рушились враги его, а удары вражеских мечей не достигали цели, ибо потомок Боромира легко уклонялся от них, действуя по наитию. И разил Олмер этих злобных эльфов, подобный непобедимому духу Тьмы, вышедшему из бездны..." Перумов поднял глаза и застыл: комната была завалена телами "ролевиков", а Олмер, сам более всех удивленный своей небывалой мощью, остался один на один с последним противником – высоким, статным, красивым эльфом с двуручным плексигласовым мечом в руках. Перумов, широко раскрыв глаза, смотрел, как взметнулись одновременно два клинка, столкнулись с глухим треском и враз переломились пополам. Эльф вскрикнул, как кричат смертельно раненые, и рухнул наземь. Олмер, злобно усмехнувшись, склонился над ним и встретился глазами с полным непримиримой ненависти взглядом "ролевика". — Мастеру... скажу... – прошептал эльф. – Дисквалифицируют... Великий Магистр отшвырнул в сторону бесполезный обломок меча и вытащил из кармана яркую книгу. Перумов успел узнать второе издание знаменитого "Кольца Тьмы". Со словами "Снимаю десять хитов!" Олмер что было сил ударил книгой эльфа в лоб. Такого нарушения правил "ролевухи" эльф не вынес, тело его обмякло, а дух отправился в Чертоги Мандоса, именуемые в просторечии "мертвятником". Отирая со лба трудовой пот, Олмер в невыразимом изумлении обвел глазами поле битвы, заваленное телами своих противников. — Надо же! – выдохнул он. – А я-то думал,что мне их никогда не одолеть. Девятый Перумов поморщился. — Теперь бы еще этот хлам куда-нибудь убрать, – пожелал он, указывая взглядом на валявшихся тут и там "ролевиков". — Сейчас! – мигом отозвался Олмер и принялся шустро перетаскивать то, что осталось от напавшей на него команды, в ближайшую канаву. Перумов выразительно посмотрел на Эола и напыжился. — Очень хорошо, – одобрительно заметил он, когда Великий Магистр уволок на двор последние обломки деревянных мечей. – А теперь давайте чайку попьем! — Не откажусь, – покладисто кивнул Олмер, все более и более удивляя Эола.– В горле пересохло. Пока писатель ходил ставить чайник, утомленный сражением Великий Магистр расслабленно вытянулся в его любимом кресле. — Ф-фу, как устал... – признался он Щорсу. – Намахался сегодня на пять "ролевух" вперед! Нечасто на такую грандиозную "маньячку" нарываешься... Эол продолжал не без ужаса пялиться на него, и Великий Магистр не выдержал: — Да чего ты уставился-то? Что случилось? На всякий случай отодвинувшись от него подальше, Железный Генерал опасливо поинтересовался: — Ты как ссссебя это-ссссс... чувссствуешшшшь себя? — Устал, как собака, – удивленно ответил Олмер. – А с чего это тебя мое самочувствие заинтересовало? — А ссссс головой у тебя как? – гнул свое Эол. — В порядке у меня с головой! – отрезал Олмер. – А вот у тебя, похоже не совсем. Если ты немедленно не скажешь, что это ты прицепился к моей голове, я тебя за ноги подвешу! — А я Перумову сссскажу-сссссс, – тут же отреагировал Щорс. — Да имел я твоего Перумова, – лениво отозвался Олмер. – Что он мне? — Он тебя-сссссс запрограммировал... — Он? Меня? Это как же? – снисходительно бросил Великий Магистр. Кольца мешали ему массировать уставшие от меча руки, и он, недолго думая, снял их и ссыпал в карман. — Это-ссс ты зря-сссссссссс... — Почему? – извернувшись, Олмер ухватил Щорса за рукав и резко притянул к себе. – А ну хорош загадками говорить! Колись! Всхлипывая, поскуливая и пришептывая, Эол рассказал ему о молении Перумова и явленном ему Небесном Откровении. — Теперь-сссс ты у него запрограммированный-сссссс, – закончил он свой жалобный рассказ. –Будешшшшшь делать всссссе, что он захочет-сссссс... — Ссссчазззз, – прошипел ему в лицо Олмер и отшвырнул Эола в сторону. – Это он будет делать все, что я ему скажу! Не будь я Олмером! На этом разговор пришлось прервать, потому что возвратился Перумов с изрядно помятым чайником. — А стаканы они перебили, – с порога заявил он. – Олмер, может, сходишь поищешь где-нибудь посуду? — На какую помойку? – с готовностью откликнулся Олмер. – Адресок не дашь? — Да я... – смешался Перумов. — А, ладно, – махнул рукой Великий Магистр. – Поставь-ка ты свое пойло, пускай пока постынет, а мы с тобой обсудим дела поважнее. Говорят, теперь от твоей писанины хоть какой-то толк имеется? Перумов гневно посмотрел на Эола. — Н-ну.. да.. – нехотя ответил он. Олмер встал с кресла и покровительственно похлопал его по плечу. — Да ты не стесняйся, Николка... или как тебя там по цивилу? Это не так уж плохо! Если ты способен формировать будущее... давай-ка обратим твой дар на прославление великих идеалов перумизма! Чтобы в дальнейшем такие вот придурки не размахивали своими дрынами перед моим носом. Надоели! Я их, конечно, всех вынесу, но зачем же мне тратить зря свое драгоценное время? — Если Я этого захочу... – многозначительно обронил Перумов. — Что-что? — А то, что без меня ты – ничтожество! – надменно произнес Перумов. – Если Я захочу, ты вынесешь кого угодно. Но если Я не напишу о твоих подвигах, тебя любой "грибной эльф" соплей перешибет! — Чего?!! – У Олмера от такой наглости отвисла челюсть. Перумов надменно продолжал: — Теперь ты на меня молиться должен. Если Я захочу, сделаю тебя великим героем. А не захочу – в червя навозного превращу. Ясно? Поэтому запомни: ты будешь делать исключительно то, что нужно мне. А теперь я намерен довести до конца свой роман "Кольцо полуночного Валинора". Из-за тебя, дурака, столько рукописей зря пропало... Олмер обменялся быстрыми взглядами со Щорсом. — Тебе не кажется, дружище Эол, что наш пис-сатель малость того... — Обурел-ссс в корягу-сссс, – с готовностью подержал приятеля Эол. Малость струхнувший Перумов подался назад. — Вы это... не забывайтесь! Кто вы и кто Я! — А кто – ты? – презрительно прищурившись спросил Олмер. — Я – Великий Писатель Земли Русской! – высокомерно объявил Перумов. – И я не собираюсь использовать свой божественный дар для ваших низменных устремлений! — Не-е, – бросил Олмер Эолу. – Оборзел мальчонка. Пора его окоротить! И он тяжело надвинулся на писателя, как танк на муравья. Перумов стоял неколебимо, как скала, одну или две секунды, а потом вспомнил, как совсем недавно – и ой как некстати! – он наградил Олмера сверхчеловеческими возможностями, и в ужасе попятился. Супер-Олмер разразился сатанинским хохотом. — Ты... ты – чудовище, – запинаясь, пробормотал он. – Тебя надо остановить! – И, припомнив сакраментальную фразу из школьной практики, добавил: – Чем я тебя породил – тем и убью! Когда за его спиной оказался письменный стол и отступать дальше было некуда, Перумов осуществил угрозу, запустив в Олмера орудием своего писательского труда. Увы, это был не персональный компьютер ЕС 1845 [(Последние две цифры номера обозначают вес агрегата (прим. человека, имевшего несчастье сталкиваться с этим "шедевром советской инженерной мысли"))] и не пишущая машинка "Украина", которыми в самом деле запросто можно пришибить насмерть даже супермена, не солидная тяжелая "союзовская" авторучка с золотым пером, способная проткнуть кого угодно не хуже копья, а самый обыкновенный ширпотреб – дешевая пластмассовая шариковая ручка, купленная в соседнем киоске "Роспечати". Олмер на лету поймал ее, переломил, как спичку, и рассмеялся. — Убьешь? Меня? Не выйдет, папаня!.. Он извлек из кармана полную пригоршню волшебных черных колец и стал неторопливо нанизывать их на пальцы, но не успел дойти и до тридцать пятого кольца, как Ник Перумов с предсмертным хрипом сполз на пол, подергался немного и затих. — Надо же, – огорчился Олмер, ссыпая оставшиеся кольца назад в карман, – а я только собрался ему свое могущество продемонстрировать... Нет, хлипкий нынче писатель пошел, первые у нас были покрепче! Он вытянул перед собой руки, полюбовался нанизанными на них магическими кольцами и, перешагнув через тело Перумова, вышел прочь. Предстояла занудная черновая работа: посмертная канонизация очередного великомученика, ставшего жертвой собственной творческой фантазии, и поиск следующего графомана. Впрочем, в них, как убедился Олмер, подойдя к первому попавшемуся лотку с новыми книгами, недостатка не было...