Статьи  |  Единственная свобода – это быть против

—Как ты решил заниматься музыкой, Ясень? Как ты дошёл до такой жизни? — Взял в своё время и дошёл. Это был доблестный 98-й г., когда пошло увлечение музыкой… Слушал, читал... Это как теория "наполненного стакана": человек словно стакан, в который из разных источников наливается вода, наливается, наливается, – то есть, человек воспринимает. А когда стакан переполняется, вода начинает выливаться, получается что-то своё. Вот и я такой: слушал музыку, впитывал, впитывал, размышлял над этим всем – ну, что происходило вокруг меня, – и принял решение: нужно делать что-то своё. — Но "Солнцеворот" – это ведь твоя первая комманда. — Первая серьёзная команда – это "Солнцеворот". То, что было раньше, – не заслуживает внимания. Первая команда (смеётся) "Зодиак" – ребята, пятый класс, школьные вечеринки, фонограмма… Просто очень весёлая шутка. Потом была "Поганая Молодёжь" (90-й год) – это были три парня, которые слушали "Алису" и думали, что умеют играть. Просто стучат по струнам, – мы даже не знали, что их (гитары – кор.) настраивать надо. Мы просто весело прикалывались. А "Солнцеворот"… сначала это было так: поиграли, распадемся, – не распадёмся. Вот не распались. Со временем мы становились всё серьёзнее, развивались и, наверное, будем развиваться. — А когда ты начал писать стихи? — Первый стих был написан в 92 г. – так, ничего серьёзного, осенняя лирика. Потом, в 98 г., под влиянием "Алисы" я что-то написал. Я не помню, если честно, я этот текст благополучно потерял. Это был ужасный закос под "Алису" - своего ничего не было, а потом, в 99 – 2000 г. самый плодотворный период. Я ведь рассматриваю свои стихи как единый поток, единый стих, который пишется всю жизнь. — Но в течение времени твои стихи изменяются… Как ты оцениваешь эти изменения? — Как? Всё изменяется… Я не могу сказать: "то, как я писал в 99 – ерунда, потому что я сейчас пишу вот так". Это как единая книга: сначала идёт вступление, рассказ об авторе, потом идут основные главы. Такая песня у нас есть – "Родина". В принципе, её текст появился в 98 г., сначала там было нечто вообще непонятное, бесцельное. А нынешнюю форму текст её принял, когда затонул "Курск" – посмотрел, оценил, написал… переделал. — Ты очень чутко воспринимаешь происходящие в мире события? — Чутко. По крайней мере, то, что происходит здесь, у нас – в России. Как я считаю, русские люди как-то кровно… энергетической связью… как-то связаны с этой землёй. В мировом масштабе трудно оценивать. — Именно русские? — Те народности, которые живут на территории России. — Ты считаешь, что у России высшее предназначение? — Я считаю, что живущий в России связан с этой землёй. Ностальгия ведь тоже больше всего проявляется у русских, – если почитать книжки, журналы после 17 г., после революции… Эммигранты. Много русских песен про ностальгию. То есть то, что происходит в России, я действительно воспринимаю весьма чутко. — А как ты оцениваешь то, что сейчас происходит в России? — Ужас и моральный террор. — А ты видишь выход? — Выход… Сложно. В Сов. Союзе пытались создать такой тип человека, который… берёт только то, что ему нужно, не более. Честного человека. Вот если бы резко появился такой тип… Человека советского, не в смысле совка или коммунизма, а в смысле… порядочного. Простого честного человека. Честь, Совесть… Вот если бы это свершилось – это был бы самый надёжный выход. — А воспитать? — Легко рассматривать на примере СССР. За полвека им не удалось это сделать. — Может быть из-за того, что людям прививали идеалы справедливости и правды, честность, а по ночам пускали "вороной"? — Да и ГУЛАГ… — Страх? — Насилие. Просто всех пытались причесать под одну гребёнку, сделать, как в армии – все в одной форме, у всех в голове один устав – никакой свободы творчества. Опора на страх… Но без неё у них бы не вышло и того, что они добились – ни Беломорканал, ни БАМ, ни …Вторая Мировая война… Но вторую мировую мы бы и так выиграли, обязательно выиграли. Мы ведь сражались за свою землю, с которой мы связаны, за свободу своей земли. — А что для тебя свобода? — Это всё… Лично для меня свобода – это быть против. То есть для своих быть "за", за свои идеи. Кто за нас, тот с нами! — Тебе не кажется что это максимализм? — Нет. Есть люди, которым я завидую белой завистью, которые вызывают у меня восхищение. Например, Егор Летов из "Гражданской Обороны" – это просто огромная творческая энергия. Ревякин из "Калинова Моста", его дар обращения со словами. Моррисон… Но его очень быстро сломали, в результате чего случился его… отход. В принципе, со многими нашими людьми так было. Башлачёв, Сид Вишез из "Sex Pistols", Янка Дягилева... — Сломал – но кто? Система? — Если рассматривать Янку. Башлачёва – возможно, ведь они жили в Союзе, период перестройки, КГБ. А Вишез – это Англия, Моррисон – Америка. Какой там КГБ?.. Если рассматривать наше дело, как такой рок-н-рольный большой фронт, то у них в своё время просто кончились патроны. Их сломало бесконечное множество проявлений той угнетающей силы, которая противоречит силе Свободы, силе Любви… — А как для тебя пересекаются любовь и свобода? — Любовь и свобода – это вещи равнозначные. Если ты любишь, то ради этого можно сделать всё, что угодно – от создания грандиозного шедевра – до уничтожения всего живого. — Сейчас распространено мнение, что любовь противоречит свободе, что она закрепощает человека… — Мне кажется, что когда-то давно у людей произошла глобальная переоценка ценностей. Раньше ценили любовь, честь, свободу – сейчас убеждённость возведена в религию, жажда наживы, похоть, безразличие… Для них любовь – это обязанность быть всегда с одним человеком. "А если я захочу с другой?" - думают они? Они не понимают основ любви и презирают её. — А вера? — По убеждениям, религии – я язычник. А верю я в силу веры. Если ты будешь действительно верить во что-то – это обязательно случится. — Кстати, а как ты думаешь – все люди могут любить, или бывают такие, кому это недоступно? — Думаю, доступно всем. В принципе. А на деле… Знаешь, меня убивает такое выражение "Мне любовь не по карману". Любовь сейчас узаконена, принята как нечто материальное, вещественное – а это не так. — Ты решил изменить мир, так? А почему ты пошёл именно в музыку? Ведь "музыканты – самый циничный народ"? — Да, в каком-то смысле мы действительно циничны. Мы показываем людям то что есть, а уж как вы на это отреагируете – ваши проблемы. Наше дело – сказать правду. А музыка мне ближе всего. Музыка и поэзия. — А что можешь сказать о правде? — Правда – это то же, что и свобода. Правдивы те слова, за которые тебя расстреляют. Когда ты говоришь правду, ты свободен. А когда стоишь с микрофоном на сцене, пытаешься говорить правду – посылаешь этот заряд в зал. А зал этот заряд перерабатывает – конечно, не весь зал, – и когда к тебе возвращается то, что ты послал – это не передать. — А как бы ты охарактеризовал свой стиль? — Суицид-рок, наверное. В принципе, то, что мы делаем, к исскуству имеет мало отношения. Это какой-то шаманизм. — Тогда что есть музыка? — Музыка – это то, что я могу слышать. Музыка есть во всём и везде. Даже в тишине есть музыка. А музыку я … оцениваю по своей "шкале правдивости" - как "плохую" и "хорошую". Рок, рок-н-ролл, "Velvet Underground", "Doors"… Из т. н. панк-рока – "Sex Pistols" до смерти Вишеза, ранний "Exploited", "Lucky Saaps", "Death Cannabis", "Rammones" (77-80 гг.) Есть ещё такой стиль, как Black Metal – "Nocturnal Mortum", "Burzum", "Dark Throne". Тоже… честная музыка. — А классика? — Из классики мне нравится Вагнер "Полёт Валькирии". Фильм такой есть – "Апокалипсис сегодня", там есть сцена, где американские вертолёты летят бомбить Вьетнам. В одном из них стоит магнитофон, который играет на полную мощность как раз этот самый "Полёт". Кстати в этот же фильм включена песня "Doors" "The End". Люблю Вивальди. Наверное, в каждом стиле есть первопроходцы – правильные, правдивые люди. А есть все остальные. — А что ты можешь сказать о своих соратниках? — Соратники по идеологической борьбе (смеётся), Слава Богу, у меня есть. Недавно было придумано название "Земляничные партизаны" – для нашей коалиции: "Патология", Спид с его паректом, "Нильфхейм". Сейчас идея - создать мощную команду, сделать несколько хороших концертов и посмотреть, как народ на это реагирует. Потому что если народ, только рубится и орёт "Давай драйв, давай тяжеляк"… это значит, что ничего ты не сделал. А если народ иногда ещё и останавливается и слушает, что ты там поёшь... когда воспринимает – сначала слушает, а потом – прыгает, выплёскивает свою энергию, тогда – лучше. — А слава? — Слава – это слава. Может быть, будет… Но меня это мало волнует. Наша задача – трансформировать противников в понимающих. Люди, не воспринимающие нашу музыку, эстеты, убеждённые жители – наверное, если говорить о противниках, то это они. — Наркотики – беда нашего общества. А для тебя? — Наркомания есть сильный естественный отбор. А как явление делится на две ветви - "торчков" и "разгонщиков" причин, во втором плане это даже наркоманией нельзя назвать, это использование психотропных средств для саморазвития. Торчки, из-за своей слабости, гонятся за таким понятием, как "кайф" – он очень иллюзорен и быстро изчезает. Торчки быстро умирают, это факт, не какие-то бредни. Человеку, который сидит на игле, ему совсем не в кайф, он зависим. Слезть с этого дела, я считаю, невозможно. Это самоубийство. А разгон – это расширение собственного разума, сознания с использованием психотропов. Моррисон, Летов, который сейчас периодически испольует LSD, о чём, в принципе, говорит в интервью... Тот же Кастанеда считает, что это вообще единственно возможный путь, у него всё построено на этом. Я считаю, для цели можно использовать наркотики. Это риск, опасность. Но это стоит того. — Что для тебя зло, Ясень? — Безразличие. Любое действие вызывает реакцию. Реакция провоцирует следующее действие. А если реакция нулевая – не положительная, не отрицательная – действие так и уходит в пустоту. И эгоизм. — А рамки каждый устанавливает сам? Собственный моральный кодекс? — Yuh… она есть, она… Ну да рамки устанавливает для сам себя каждый человек, но мне кажется, то, что есть сейчас, очень далеко от первоначального восприятия. — Твоя Цель? — Борьба за свободу, борьба с эгоизмом, с неверием. — Что ты можешь сказать людям? — Ммм. В завершение… Не знаю. Многие слова не те шли, но я надеюсь, найдётся человек, который прочитает это интервью и поймёт, что я хотел сказать. А главное – оставаться живым и честным.