Я часто нахожу перчатки. Я замечаю их наметанным взглядом везде – в подъездах, на остановках, на заборчиках и деревьях, куда добрые люди вешают найденные потерянные перчатки. Ведь если потерялась одна перчатка – она никому не нужна, кроме владельца, у которого есть к ней пара. Но как-то я подобрал одну перчатку. Не знаю, что я хотел с ней сделать и как использовать. Я тогда не очень задумывался над этим. Просто шел, увидел перчатку на снегу. По виду – не изящная женская, но и не объемная мужская – она была только слегка потертой, почти не ношеной и не растянутой. Натуральная черная кожа, легкий рельефный орнамент, окантовка, слегка удлиненный фестонный раструб.
Не задумываясь, я надел перчатку. Удобно, мягко и тепло. Повертел рукой в перчатке, и не стал ее снимать. Другую руку без перчатки засунул в карман и пошел себе, даже не подумав, что кто-то должно быть очень расстроился, потеряв одну из пары своих любимых перчаток. Может, он ходит везде - ищет пропажу.
Надо было мне тогда повесить находку на какой-нибудь забор, на видное место, или, еще лучше – дать объявление: «Найдена перчатка, черная, одна штука…» (абсурдно, конечно, за то прикольно). Не знаю – почему я этого не сделал…
В тот день мне много пришлось быть на улице, и перчатку я почти не снимал. Как и не вынимал из кармана другую руку, без перчатки. Вечером, придя домой, сидя в кресле перед телевизором, я не столько смотрел на экран, сколько созерцал свою руку, так аккуратно обтянутую черной кожей. Перчатку снимать мне не хотелось.
Потом жена позвала ужинать. Чтобы вымыть руки, перчатку пришлось снять, да и жене я почему-то не хотел ее показывать. Перед сном я положил перчатку под подушку. Когда жена уснула, я вновь надел перчатку на руку. Как заснул – не помню. Снилось что-то долго и много всего. Запомнил последний сон – моя рука, самая кисть, черная и какая-то сморщенная, оторвалась от меня (боли я совсем не чувствовал) и побежала по полу как какая-нибудь крыса, перебирая пальцами словно лапками.
Проснулся в ужасе. Было еще темно. Руку свела судорога – я видимо отлежал ее. Немного успокоившись, вспомнил про перчатку. Стал шарить – искать ее. Нашел под подушкой. Она была теплой и мягкой на ощупь, словно живой.
Кошмарный сон не шел из головы. Я ворочался, мешал жене. Пришлось встать – пойти на кухню.
Выпив чашку чая, я понял, что спать не хочу. Решил написать письмо родителям – обычно на это никогда не было времени. Правая рука не слушалась, видно сказывалось временное онемение. Ноги сами привели меня в спальню, рука потянулась под подушку. Перчатка скользнула на ладонь, обтягивая, обволакивая кожей пальцы.
В перчатке писалось легко. Я даже почти не думал над тем, что пишу. Любовался рукой, ее ловкостью (онемения не осталось и следа). Строчки так и лились на бумагу. Почерк был красивый, но не мой – я таким никогда раньше не писал. Тут же за столом я, видимо и уснул.
Снилось мне, что моя убежавшая в прошлом сне рука, все такая же темно-сморщенная, возвращается, я пытаюсь поймать ее. А она изловчается и вцепляется мне в нос. Кто-то трясет меня за плечи. Оказывается это жена будит меня, спящего, уткнувшись носом в кухонный стол.
- Что с тобой, Федя? Почему ты спишь здесь, а не в постели? О! Ты написал родителям! Я отправлю письмо, хорошо?
Я молча потираю нос, удивленно взираю не заклеенный толстый конверт, на адрес написанный красивым, но совершенно не моим почерком. Я мучительно пытаюсь вспомнить, о чем написал в письме. И не могу. Не могу ничего вспомнить. Ничего…
Спохватываюсь – перчатка! На руке ее нет. Нигде под столом тоже нет. Под удивленным взглядом жены я бросаюсь в спальню, переворачиваю подушки. Вот она! Уф-ф-ф…
- Федя… Что это за перчатка? Чья она?
В волнении прячу перчатку за спину.
- Это секрет. – Нервно целую жену в щеку. Она улыбается – верит. Она всегда мне верит.
- А что ты написал в письме? Ты передал от меня привет?
- Да, да, да… - Автоматически отвечаю на все ее вопросы, а сам лихорадочно одеваюсь.
Перчатка лежит в кармане. Так. Сперва на работу – взять отгул (можно было бы позвонить из дома, но дома жена – будет вопросы задавать). Потом… Куда потом?
На улице мороз, не погуляешь особо. Идея – пойду в библиотеку, в читальный зал. Там тепло и можно спокойно подумать. Так и сделаю. Мысли скачут. Рука в перчатке сжимает и разжимает пальцы, словно в нетерпении.
На работе эпидемия гриппа – отпустили, даже не поинтересовавшись – зачем. В библиотеке малолюдно и тихо как в склепе. Шорох страниц, шепотки. За столом, где я присел с первой попавшейся книгой, (это оказался англо-русский словарь), лежали кем-то забытые листки писчей бумаги. Я автоматически достал из кармана ручку. Стал писать.
Стоп. Я же пришел сюда подумать над теми странностями, что происходят со мной. Что я пишу? Зачем я пишу? Рука сама скользит по бумаге, ручка зажата мертвой хваткой. Перчатка блестит, словно нефтяная лужица.
А на бумаге!.. Нет. Этого не может быть. Я, конечно, знаю английский, но не так, чтобы разом написать хотя бы несколько мало-мальски связанных и грамматически правильных предложений. А тут – целая страница убористым почерком, опять же совершенно не моим.
На первый взгляд – написано по-английски. Перевести бы теперь. Я снял перчатку, чтобы удобнее было листать словарь. После первых двух предложений мне стало интересно. Оказывается, я написал на английском языке целый трактат по лингвистике. Конечно, на научную работу это не потянет, но читать интересно. Я увлекся.
Закончив переводить, я стал размышлять, как же у меня такое написалось. Неужели, все дело в перчатке? Ночью письмо, сегодня это. А что, если…
Не долго думая, я подошел к библиотекарше и попросил детскую энциклопедию. Открыв массивный пестрый том, кинув беглый взгляд на статью про какую-то страну, я тут же написал доклад об этой стране, хотя совершенно ничего о ней не знал и даже по телевизору не смотрел о ней ни одной передачи.
***
И потекли самые счастливые дни моей жизни.
Я уволился с работы. Я писал. Я творил. Не глядя, не останавливаясь, на одном дыхании. Какая бы мысль не приходила мне в голову, я тут же записывал ее, испещряя страницу с быстротой опытной стенографистки, брал еще страницу и еще. Жена только диву давалась, подбирала листки, читала, смеялась, удивлялась, наконец, не выдержала, перепечатала на компьютере и послала в какое-то издательство. Издатели звонили, говорили, что им понравилось, что моя книга скоро выйдет в свет, и что они непременно хотят продолжать со мной работать. И никаких отказов, никаких предложений переработать или подкорректировать. Я уже ничему не удивлялся. Я писал, не разгибаясь, с трудом откладывая ручку, когда жена звала есть или спать. Перчатку снимал редко. Жена сначала спрашивала про нее, потом привыкла, перестала. Звонили другие издательства (как только телефон узнали), предлагали свои услуги, жена, «подкованная» в таких вопросах, разговаривала с ними сама. Я ни на что не отвлекался. Вы будете смеяться, но я не читал своих книг (их уже вышло где-то с десяток), я даже не могу точно сказать, к какому жанру принадлежат мои творения. И я все больше склоняюсь мысли, что не мои это были творения. Их создала перчатка. Вот так. Ну разве не кошмар?
Все закончилось неожиданно и странно в конце февраля.
23-го числа рано утром жена поцеловала меня еще спящего в щеку и сунула в руки подарок ко Дню Защитника Отечества – цветной блестящий пакетик с глупым бантиком, какие так любят цеплять на подарки женщины.
Жена ушла на работу, а я остался досыпать, уморенный накануне очередным своим творением. Вчера я еле заставил себя остановиться, с большим трудом стянул с кисти перчатку, она словно приросла к ладони.
А потом еще вчера я долго не мог заснуть. Рука болела и чесалась, спина ныла от долгого сидения согнувшись над столом. Уснуть под конец все-таки удалось.
Проснувшись ближе к десяти утра, я нашарил под одеялом пакетик от жены. Остервенело разорвав обертку (целых три слоя нарядной пленки, плюс кусок скотча, плюс бантик), я очумелыми глазами уставился на мягкое содержимое…
…Перчатка. Черная, кожаная, блестящая. На худую мужскую руку. На мою руку как по мерке (скорей всего на заказ и шили). Легкий рельефный орнамент, окантовка, фестонный раструб. Вот только кожа абсолютно новая, пахнущая, не растянутая и нисколько не вытертая на ладони. Скорее машинально я нырнул рукой под подушку и извлек МОЮ перчатку. В гнезде из оберточной бумаги лежала ее точнейшая копия. То есть не копия конечно, а всего лишь зеркальное отражение.
Ай да жена! Чего только не придумает! Я взял по перчатке в каждую руку. Смутный страх перепутать их прихлынул и отхлынул. Я только головой помотал. Как можно перепутать парные перчатки. Ведь на каждую руку своя. МОЯ перчатка – на правую. Значит женин подарочек – на левую. И почему я раньше не задумывался, на какой руке ношу свою волшебную перчатку? Опять прихлынул страх. Подумалось, что все, что я написал (ну пусть не совсем я), все это сотрется, испариться, исчезнет из всех уже изданных книг, с компьютера и с вороха исписанных мной страниц, заботливо сложенных в папки.
Перчатки соприкоснулись друг с другом. Парные, и все-таки такие разные. Правая – написавшая моей рукой удивительные книги, и левая, совершенно новая, безликая, мертвая, но зато парная, точно такая же, только на другую руку.
Зря я соединил их. Наверное, как раз в тот момент и пропало все волшебство. Став парной, первая перчатка, МОЯ, утратила все свои способности и к языкам, и к литературному творчеству. А жаль. Сколько еще я бы написал с ней интересных книг? Я занялся бы переводами и научными исследованиями. Я добился бы признания и славы. А теперь только-то и осталось, что греть руки своей находкой в совокупности с жениным подарком.
Я часто нахожу перчатки, я вижу их наметанным взглядом везде – в подъездах, на лестницах, на остановках, на заборчиках и деревьях, куда добрые люди вешают найденные потерянные перчатки. Я замечаю их, но не подбираю, и уж тем более не надеваю на руку. Пусть лежат себе.
Я так и не прочитал ни одной своей, написанной перчаткой, книги.
***
Недавно жена нашла в кармане моего пиджака письмо – то самое письмо родителям, что я написал в первую ночь «моей славы». Надо же, я забыл его отправить! Теперь не знаю
Людмила Самозванец
|
