Self-Actuality Humanite  |  Холодная гора

Cold Mountain
США, 2003 год.
Автор сценария и режиссёр – Энтони Мингелла.

Отсмотрел недавно во второй раз фильм «Холодная гора». Делюсь впечатлениями и размышлениями на тему.
В главных ролях – Джуд Лоу и Николь Кидман. На мой взгляд – лучшая роль Лоу, после роли киборга для сексуальных развлечений из фильма Спилберга «Искусственный интеллект». В фильме «Враг у ворот» Лоу (советский снайпер Зайцев, герой Сталинграда) был совершенно неубедителен (как, впрочем, неудачен и весь фильм в целом), начиная с того, что даже внешне он – полная противоположность реальному Зайцеву, круглолицему румяному сибиряку. В «Небесном капитане» Лоу смотрится неплохо, но, поскольку актёрские дарования в фильмах такого типа не требуются вообще, эту роль можно серьёзно не обсуждать. С Николь Кидман и так всё ясно – её деревенская физиономия и вечно падающие на лоб волосы, которые она постоянно смахивает, делая зверское лицо, сделают честь любому фильму. Нет, без шуток, актриса она очень неплохая.
Сделан фильм – выше всяческих похвал. Актёры говорят и действуют тогда, когда нужно, оператор это всё вовремя снимает, грамотно подбирая ракурс, всё выверено до мельчайших деталей. Рукопашный бой в самом начале фильма – почти на уровне «Храброго сердца», только музыкальный фон несколько портит впечатление. (Правда, когда Лоу там стреляет из револьвера в наступающих северян, кровь из них хлещет уж очень интенсивно – так не бывает, подвело всё-таки стремление к излишней зрелищности.) Во всех же остальных местах музыкальное сопровождение ненавязчиво и по настроению полностью совпадает с тем, что происходит на экране. Пейзажи – красивейшие, костюмы, грим, декорации, цветовая гамма – великолепно. Словом, есть всё, что нужно отличному фильму.
Отдельные нарекания вызвал дубляж на отечественной кассете/ DVD. Помимо того, что я вообще, как правило, противник дубляжа, здесь он ещё и неудачен. Голоса похожи один на другой, монотонны, невыразительны. В конце фильма крик Ады – это вой раненной волчицы, вопль, перекашивающий рот, переворачивающий душу, срывающийся от визга в хрип… А на дубляже вместо Николь Кидман верещит какая-то безголосая пискля. Поэтому – фильм смотреть на DVD, отключая дубляж, английский текст затруднений не вызывает, это не «Snatch!» и не «Цельнометаллическая оболочка». В крайнем случае, можно включить титры.

О чём же, собственно, фильм? А вот о чём: шёл домой солдат по имени Инман… Возвращался с войны. Возвращался не победителем – побеждённым. Возвращался тайком, потому что был дезертиром. Домой он дошёл. Но пожить ему там уже не пришлось.
1864 год. Поражение Конфедерации Южных штатов уже практически очевидно. Главный герой – солдат Южной армии, смертельно уставший от войны, от утраты друзей, от тоски по дому, едва оправившись от ран, бежит из госпиталя. Его путь лежит в городок Холодная Гора, где он вырос, где его ждёт любимая женщина. Он идёт через всю страну, разорённую, охваченную войной. Страну, на земле которой каждый камень и каждая травинка дышат ненавистью. Отряды обезумевших от предчувствия конца южан из Гражданской Самообороны ищут дезертиров, зверски убивая всех, кого заподозрят в помощи беглецам. Оголодавшие, оборванные дезертиры, готовые убивать за кусок хлеба, врываются в дома, в которых остались лишь вдовы да сироты. Конные разъезды северян убивают всех, кто хоть чуть-чуть похож на южанина. Тем временем Ада, возлюбленная героя, пытается хоть как-то выжить – закладывает последние ценности, старается после смерти отца поддерживать порядок на ферме. В этом ей помогает неунывающая грубоватая толстушка – в прекрасном исполнении Рене Зеллвенгер, приятно посмотреть. А солдат всё идёт, попадает в лапы охотникам за дезертирами, чудом спасается. (Чудом – это не значит, что он спрятанной булавкой открыл замок на кандалах и передушил голыми руками всех охранников. Просто внезапно появившийся отряд северян перестрелял всех, а ему повезло – отделался очередным ранением.) Раненный, он добредает до хижины доброй одинокой старухи, которая спасает ему жизнь. Женщина, оставшаяся без мужа с младенцем на руках, даёт ему последнюю тарелку похлёбки и приют на ночь. (Если у кого-то по поводу «приюта на ночь» возникли пошлые мысли – посмотрите эту сцену своими глазами. Меня, право, прошибла слеза.) В конце концов, он всё же добирается до Холодной Горы. Но там его ждёт встреча с отрядом Самообороны, состоящим из отвратительных мерзавцев. (Один из них даже слишком мерзок, до гротеска. Честно говоря, хочется крикнуть: «Не верю!» Хотя, с другой стороны, подобные подонки, конечно, существуют, пусть даже один на десять тысяч.) И … недаром Ада увидела его, когда гадала как-то на воде, вглядываясь в неясные блики на её поверхности – лежащим на снегу. Никто из убийц не ушёл живым, но и его война закончилась здесь. Дома, рядом с городком Холодная Гора.
Вот такая вот история. И смысл её не только в том, что война, тем более гражданская – бессмысленное, по большому счёту, уничтожение людей (В фильме картины смерти и разрушения постоянно соседствуют с величественными и умиротворяющими пейзажами, которые словно говорят: «Люди, разве мы не прекрасны? Зачем вам всё это? Ведь гор и лесов хватит на всех. Возвращайтесь домой!»). И не в том, что война не бывает «где-то там», что война – она повсюду, она накладывает неизгладимый отпечаток на каждого, будь он солдат или захолустный священник. А в том, что (вспомните!) когда Инман был ранен в первый раз, его лечил врач, грубовато ободряя борющегося со смертью человека. Когда был ранен во второй – одинокая старуха день и ночь не отходила от его постели. Когда умирал с голоду – вдова поделилась с ним последними крохами. Люди, не исполнившиеся до конца ненависти, дарили ему тепло и сочувствие, несмотря на смертельную опасность помогать таким, как он. Эти люди появляются в фильме постоянно, не только рядом с главным героем – работящая помощница Ады и её «непутёвый» отец – музыкант и бродяга, безымянные жители деревень и городков, в которые солдат попадал на пути домой. Жаль, конечно, что Инман не дожил до конца войны. (Пожалуй, он один из немногих героев фильмов, о смерти которого я искренне пожалел.) Жаль весёлого музыканта, убитого отрядом Самообороны. Война взяла своё. Но даже она не смогла убить жизнь и любовь до конца. И фильм, как ни странно, не оставляет ощущения несправедливости. Он оставляет печаль, но даёт и надежду. Это не законченный сюжет. Это, как говорил Джек Лондон – кусок жизни. Такой, как она есть.
Да, вот такой вот фильм, тем более интересный, что американцы, вообще говоря, крайне не любят снимать фильмы про Гражданскую войну 1861-1865 годов. Про войну с Мексикой – не вопрос, они героев Аламо до сих пор превозносят до небес. Про Вьетнам, где Америка, скажем так, показала себя с крайне неприятной стороны – сколько угодно, многие корифеи американского кино считали за честь снять фильм о Вьетнаме. (Из самых знаменитых: Коппола – «Апокалипсис сегодня», Кубрик – «Цельнометаллическая оболочка», Стоун – «Взвод».) Про Корею, Лаос, Афганистан, Нигерию, Анголу, Ливию, Ирак и другие Богом забытые страны и войны – снимают. Даже про Вторую мировую, как они в Нормандии воевали – и то снимают. (Не подумайте, я не отрицаю вклада американских солдат в победу над фашизмом. Просто в 44-м уже могли обойтись и без них. И в Нормандии воевали отнюдь не одни американцы, о чём, кстати, многие, в первую очередь сами же американцы, забывают. Ну, это к слову.) А вот про Гражданскую войну – не снимают. Потому как крайне не любят показывать, как полмиллиона (а по некоторым другим данным – и весь миллион) американцев, большинство из которых были молодые крепкие труженики, перебили друг друга не пойми за что. «Как это не пойми за что?» - спросите вы. Подождите, об этом позже. Мы сейчас – о кино. К примеру, Серджио Леоне в вестерне «Хороший, плохой, злой» краешком коснулся этой темы. Помните, как это было? Вот есть река, через реку перекинут мост. Северяне на одном берегу, южане на другом. И те, и другие хотят эту (наверное, сильно важную) переправу захватить (то есть, контролировать оба берега). Кому и зачем нужна эта переправа – никто толком не знает. Пушки стреляют, гранаты взрываются, солдаты мрут как мухи – словом, люди в очередной раз успешно доказывают Господу Богу, что произошли от обезьян. Герои фильма, которым категорически необходимо на другой берег, спрашивают у капитана, к чему бы это всё. Тот поясняет, что наличествует немалая стратегическая необходимость. Через некоторое время становится особенно жарко, капитана ранит, и Блондин (он же Хороший, он же Клинт Иствуд) предлагает радикальный выход из ситуации. Вместе со Злым они прикручивают к сваям моста пару ящиков взрывчатки и запаляют фитиль. Мост поднимается в ясное небо, и капитан помирает с блаженной улыбкой. Все довольны, потому что необходимость стрелять друг в друга (вернее, её догорающие остатки) уносит течением. Намёк режиссёра на общий смысл Гражданской войны, по-моему, достаточно прозрачен.
А теперь – к вопросу о том, за что ж они там, собственно, воевали. Всякому, я думаю, ясно, что не только и не столько за освобождение негров, которые тогда ещё не были афроамериканцами. Хотя и этот момент сыграл немалую роль. Помимо нравственного аспекта, простой мысли о том, что торговать людьми, вообще говоря, нехорошо, и большинство нормальных американцев (и южан, в том числе) это прекрасно понимало и движение аболиционистов (сторонников отмены рабства) активно толкало под бок президента, существовала ещё и политическая сторона дела. Дело в том, что просвещённая Европа уже давно смотрела на рабство негров в Америке как на варварство самого гнусного толка. И это проявлялось не только в виде памфлетов и гневных речей, а и во вполне конкретные действия. Например, британцы объявили, что ежели в море наткнутся на работорговцев, то рабов освободят, а капитана – повесят. И, что характерно, так и поступали, благо флот их контролировал огромные пространства. А французы вообще пригрозили объявить полное эмбарго на американские товары. И дипломаты европейские вели себя крайне холодно, так что ни о каких уступках и речи быть не могло. Работорговля начала становиться крайне опасным делом, а цены на рабов взлетели невероятно. И пользоваться их трудом стало крайне невыгодно, потому что, заплатив за раба пятьсот или даже тысячу долларов (это очень большие, по тем временам, деньги) не вполне понятно, что с ним потом делать, если нанять арендатора из новоприбывших иммигрантов гораздо дешевле и, в конечном итоге, выгоднее. А представьте, что этот раб у вас помер через неделю. И пять сотен накрылись медным тазом. Значит раба надо, как минимум, хорошо кормить, так? А работать он при этом всё равно нормально не будет, потому как надобности в этом особой не испытывает. И кнуты надсмотрщиков тут не помогут – помрёт раб на работе, а денежки-то, опять же, пропадут… Исходя из всего этого, единственными местами, где труд рабов оставался действительно выгодным, были огромные хлопковые плантации и маисовые поля. Но количество рабов, занятых на них, не шло ни в какое сравнение с количеством батраков и мелких арендаторов, частью которых были те же самые негры. (И эти негры потом активно воевали с северянами, которые пришли их вроде как освобождать. Только негров лозунги мало интересовали, а интересовали их собственные дома, которые пушки северян-освободителей утюжили точно так же, как позиции армии Конфедерации.) Но дела это совершенно не меняло: пока рабство было официально разрешено, разговаривать с Америкой по-хорошему никто не стремился. Доходило до того, что как-то раз французские портовые грузчики поскидывали в море тюки с американским хлопком, объяснив это тем, что, дескать, добрые французы не должны пользоваться продуктами рабского труда. Сами они додумались до такого, или их кто подучил, неизвестно, но случай достаточно показателен.
Но даже не это было главным. Просто в некий момент времени в Америке сложилась такая ситуация, что там образовалось как бы два государства – промышленный Север и аграрный Юг. И, казалось бы, ничего страшного – пусть южане покупают те же сельскохозяйственные машины для своих полей и плантаций, взамен же дают хлопок и кукурузу. Всем, вроде, выгодно: производительность труда поднимается, доходы растут у обеих сторон. Но проблема-то была в том, что южанам очень нравилось использовать рабов – зачем ещё какие-то машины, правда? Но рабов-то становилось всё меньше и меньше, и тот же хлопок становился всё дороже. Но южанам всё было трын-трава, они там привыкли жить по-старинке, считая северян хамами и отбросами, которые ничего путного всё равно предложить не могут. То, что солдатам, которые мексиканцев, к примеру, от границ гоняют, жрать нечего – наплевать, как-нибудь перебьются, наша хата с краю. Не могут купить свои – продадим чужим, хоть и контрабандой. Обойдёмся без вашей промышленности. И таким образом южане могли зарезать любой промышленный заказ. Такими темпами Америка в скором времени скоро стала бы чьей-нибудь колонией, но пришёл умный мужик Линкольн, который быстро понял, что либо Америка будет единой, либо не будет никакой. Он, кстати, поначалу, пытался с южанами договариваться, но, как и следовало ожидать, безрезультатно. Те сидели, как собаки на сене. Робкие намёки на то, что труд рабов – это уже не актуально, воспринимались ими как посягательство на священное право белого человека ездить на шее у чернокожих. И стало ясно, что разумных слов южные граждане просто не понимают. А поймут только силу, каковая и была в конце концов применена. И много тысяч американских парней легли на полях сражений только потому, что одни люди не смогли договориться с другими. А когда война кончилась, выяснилось, что как только отменили рабство и подчинили Юг единому правительству, всё стало крайне хорошо и на Юге и на Севере. И то, что так должно быть, было ясно с самого начала практически всем. Поэтому американцы крайне не любят об этой войне вспоминать. И то, что она завершилась для Америки, в общем-то, удачно, с точки зрения политики и экономики, ничего не меняет. Потому что всего можно было достигнуть парой росчерков пера на бумаге, не угробив ради этого полмиллиона человек.

Александр Осипов