Екатерина Кокурина
 
 
Ах, если кого и полно на свете — так это болтунов!
 
 
В старые времена жил где-то в Дербишире 
некий мистер Хатчинсон — по правде сказать, зануда ужасный. Был он уверен, что 
ему известен верный способ избавить мир от всякого зла и напастей, и он 
проповедовал его направо и налево. Соседи не знали, плакать им или смеяться, 
когда мистер Хатчинсон заходил к ним в гости и заводил свою волынку. Он 
принимал вид такой елейный и благочестивый, что куда там пастору, и говорил 
ласково, увещевательно:
 
 
— Трудитесь, дорогие мои, трудитесь! Помните, что Господь 
заповедовал Адаму добывать хлеб в поте лица его, а потому праведная жизнь 
немыслима без труда! Ибо труд есть опора и спасение от всяческих бед, и даже 
нечистый отступает перед праведным тружеником, а все козни его становятся 
бессильны. Потому снова говорю я вам — трудитесь, трудитесь!
 
 
Проговорив так с полчаса и нагнав на всех сон и тоску, 
мистер Хатчинсон отправлялся проповедовать дальше. Немудрено, что соседей все 
чаще и чаще не оказывалось дома, когда он заходил к ним с визитом. Тогда мистер 
Хатчинсон перенес свою деятельность в места общественные, главным образом в 
питейные заведения. Трудно поверить, но он ни разу не был бит — верно, потому, 
что люди смотрели на него как на чудака и все прощали.
 
 
Надо сказать, что сам мистер Хатчинсон не очень-то следовал 
заповеди, данной Адаму. Отец его занимался скобяной торговлей и оставил 
единственному сыну кое-какие деньги. Мистер Хатчинсон поначалу пытался 
продолжать дело отца, но потом заботы о благе человечества стали отнимать у 
него столько времени, что торговлю пришлось прикрыть. Однако денег у него было 
достаточно, чтобы держать слугу и кухарку. Без них мистер Хатчинсон совсем бы 
пропал, ибо принадлежал к той трогательной породе неумех, которые сами и яйцо не 
могут сварить.
 
 
Как-то раз летним вечером мистер Хатчинсон отправился в 
кабачок «Зеленый Лев», знаменитый своим чудесным портером, где произнес 
очередную проповедь о пользе труда. Посетители «Зеленого Льва», разморенные 
жарой и пресловутым портером (который и вправду был хорош), слушали мистера 
Хатчинсона вяло, отмахиваясь от его пламенных речей, как от жужжания назойливой 
мухи. Лишь один из них проявил к мистеру Хатчинсону некий интерес и завел с ним 
оживленный разговор. Был то человек пришлый, никому не известный, то ли фермер, 
то ли торговец скотом, и мистер Хатчинсон был для него в новинку.
 
 
— Вижу я, — начал незнакомец, — что вы человек достойный, 
праведный. Потому хочу задать вам вопрос, который давно меня беспокоит. Как вы 
думаете, пикси — божьи твари или нет?
 
 
— Пикси? — озадаченно переспросил 
мистер Хатчинсон. Пикси не входили в его компетенцию. 
— Никаких пикси на свете нет!
 
 
— А все же, — не унимался незнакомец, — все же, если б они 
были — кто они? Божьи ли твари?
 
 
— Бесовское отродье! — недолго думая, ответил мистер 
Хатчинсон. — Да, бесовское отродье и больше ничего!
 
 
— Почему же? — спросил незнакомец недоуменно. — Ведь пикси хороши собой, нрав у них веселый, и во всех сказках 
говорится об их справедливости и доброте. А что порой они капризны — невелика 
беда!
 
 
— А вы хоть раз слыхали о пикси, 
что они трудятся? Хоть в одной сказке? Все, кто не трудится — бесовское 
отродье, это ясно как день!
 
 
И мистер Хатчинсон произнес еще одну пылкую проповедь против 
пикси, обвиняя их в тунеядстве. По ходу дела он так 
разгорячился, что закончил ее такими словами:
 
 
— Тьфу, пропади они пропадом! Чума на них и на все прочее 
бесовское племя!
 
 
Сказано было весьма неосторожно. Все знают, как обидчивы пикси. Даже те, кто в них не верит (ну, разве самую 
малость), остерегаются так отзываться об этих маленьких, но очень 
могущественных созданиях. Мистера Хатчинсона может извинить только то, что жара 
и портер даже святого сделают невоздержанным на язык.
 
 
На следующее утро после этого знаменательного разговора 
мистер Хатчинсон проснулся в прекрасном настроении. Позавтракав, он отпустил 
прислугу — в тот день была ярмарка — и устроился 
 
в кресле подремать над нравоучительной книгой. Но едва мистер Хатчинсон начал 
уютно клевать носом, как до него донесся странный мелодичный звон, похожий на звук 
разбитого стекла. Решив, что где-то бедокурит кошка, мистер Хатчинсон вскочил 
было с кресла, но тут же упал обратно, издав душераздирающий крик, ибо глазам 
его предстала невероятная картина.
 
 
Прямо перед ним стояли четверо крохотных человечков, 
разряженные в шелк роз и бархат фиалок. На головах у них были зеленые колпачки, 
на ногах — остроносые башмаки, украшенные колокольцами. 
Кудри у всех были длинные, золотисто-рыжие, личики — хорошенькие и вообще-то 
очень симпатичные, но в тот миг искаженные гневом. Мистер Хатчинсон снова начал 
вопить, но тут один из человечков заговорил нежным голоском, похожим на щебет 
птицы:
 
 
— Замолчи, глупый человек! Замолчи сам, или мы тебя 
заставим! Скажи лучше, как ты посмел вчера призывать чуму на наш народ?
 
 
Мистер Хатчинсон булькнул и замолчал, глядя на пришельцев 
выпученными от ужаса глазами. Не было никакого сомнения: перед ним стояли пикси, те самые пикси, 
существование которых он вчера отрицал. Мало того, он действительно позволил 
себе несколько чересчур сильных выражений в их адрес. Зная рассказы о пикси, было от чего прийти в ужас! Но мистер Хатчинсон, при 
всех его слабостях, не был трусом, а потому постарался взять себя в руки и хоть 
немного привести мысли в порядок.
 
 
— Вы кто? Вы — пикси? — спросил 
он, стараясь выиграть время.
 
 
— Да, — ответили человечки гневно, — мы те самые пикси, которых ты проклинал! И мы хотим знать — почему?! 
Говори немедленно, пока мы не превратили тебя в слизняка!
 
 
— Я прошу у вас прощения, — торопливо залепетал мистер 
Хатчинсон, стараясь не думать о слизняках. — Да! Прощения! Я был пьян! Я ничего 
такого не хотел! Поверьте!
 
 
— А почему ты называл нас «бесовским отродьем»? — не 
унимались пикси.
 
 
Тут мистер Хатчинсон призвал на помощь свой дар проповедника 
и стал объяснять им, почему те, кто не трудятся, не могут быть никем, кроме как 
бесовским отродьем. Чем дальше он говорил давно знакомые слова, тем больше 
воодушевлялся, и речь его зазвучала весьма убедительно. По крайней мере, пикси слушали его очень внимательно, и выражение гнева на 
их лицах стало сменяться улыбками.
 
 
— Поэтому вы видите, дорогие мои, — закончил свою речь 
мистер Хатчинсон, — что в моих словах не было ничего личного, а только 
справедливое признание фактов! Факты — неумолимая вещь, друзья! Труд — основа и 
опора всякого божеского порядка, и те, кто не исполняет этот завет Господа 
нашего, не могут считаться божьими тварями. А те, кто не есть божьи твари — 
есть твари бесовские!
 
 
И он торжественно замолчал, пытаясь понять, какое 
впечатление произвел своей проповедью на пикси. 
Теперь, когда они улыбались, мистер Хатчинсон увидел, что они, в сущности, 
очень милы, 
 
и искренне раскаялся в сорвавшихся вчера недобрых словах.
 
 
Тем временем пикси о чем-то 
вполголоса посовещались, потом один из них выступил вперед и заявил:
 
 
— Глупый человек! В ваших дурацких россказнях о нас нет ни 
слова правды! Если ты не слышал, что мы умеем трудиться, то это не наша вина. 
Мы можем прямо сейчас, у тебя на глазах, сделать любую работу по дому. Тогда ты 
возьмешь свои слова назад, и мы поладим!
 
 
— Хорошо, я согласен, — торопливо сказал мистер Хатчинсон.
 
 
Пикси радостно захлопали в ладоши 
и закричали:
 
 
— Говори, что нам делать! Говори, что нам делать!
 
 
Мистер Хатчинсон огляделся, пытаясь придумать для пикси задание, но ничего такого не увидел. Тогда он 
отправился на кухню, а пикси пошли следом, смеясь и 
громко болтая. На кухне взор мистера Хатчинсона упал на большую бочку, в 
которой держали воду для хозяйства. Сейчас она была почти пуста, и мистер 
Хатчинсон воскликнул:
 
 
— Придумал! Видите эту бочку? Натаскайте-ка воды из колодца, 
чтоб она стала полной!
 
 
— Хорошая работа! Хорошая работа! — закричали в ответ пикси и принялись за дело.
 
 
Рядом с бочкой стояло ведерко, но пикси, 
как ни старались, не смогли поднять его — таким оно было для них огромным. 
Тогда они нашли маленький ковшик, который как раз могли нести вчетвером, 
 
и с этим ковшиком побежали во двор к колодцу. Мистер Хатчинсон остался 
дожидаться их на кухне. Прошла минута, и пять, и десять — пикси 
все не возвращались. Наконец, они вернулись. Мокрые с головы до ног, пикси, пыхтя и отдуваясь, тащили ковшик, в котором воды 
было на донышке. Плюхнув ковшик у бочки, пикси 
взглянули друг на друга и жалобно заголосили:
 
 
— Ах, наши кафтанчики, наши чудесные нарядные кафтанчики! 
Они насквозь, насквозь мокрые!
 
 
Потом они посмотрели, сколько воды принесли, посмотрели на 
громадную бочку, и мордашки у них стали совсем несчастные.
 
 
— Плохая работа! Плохая работа! — загомонили они, обиженно 
глядя на мистера Хатчинсона.
 
 
А один из них сказал так:
 
 
— Глупые люди! Как у вас все сложно и тяжело! Мы делаем по-другому: 
смотри!
 
 
И он щелкнул пальцами — раз! — и огромная бочка оказалась 
полным-полна чистой, прозрачной водой. Потом пикси 
добавил:
 
 
— Нет, можно сделать и лучше!
 
 
Он снова щелкнул пальцами — и вместо воды в бочке оказалось 
белоснежное парное молоко. Мистер Хатчинсон стоял, открыв рот и хлопая глазами. 
Довольные пикси засмеялись, лукаво посмотрели на 
мистера Хатчинсона и закричали:
 
 
— Ну что, видел, как мы работаем?! Доволен ты нашей работой?
 
 
— Конечно, конечно, — поспешил ответить тот. Хотя то, что он 
видел, трудно было назвать работой, мистер Хатчинсон твердо решил быть всем 
довольным и больше не ссориться с пикси.
 
 
— Тогда давай другую работу! Давай нам другую работу!
 
 
Мистер Хатчинсон взглянул на кухонный стол и увидел, что 
кухарка собиралась печь хлеб, но не успела просеять муку. Тогда он сказал пикси:
 
 
— Видите этот мешок с мукой? Просейте муку вон в ту кадку и 
замесите тесто!
 
 
— Хорошая работа! Хорошая работа! — закричали пикси в ответ.
 
 
Они отыскали сито, и двое стали держать его над кадкой, а 
двое — сыпать муку из мешка. Но мешок был слишком большим и тяжелым, а потому 
они его не удержали, и он полетел прямо в кадку, а вместе с ним и сито, и пикси. Поднялось огромное облако муки и окутало всю кухню. Пикси, чихая, с трудом вылезли из кадки — хорошо еще, что 
целые и невредимые. Но их мокрые одежки, извалявшись в муке, стали белым-белы.
 
 
Пикси посмотрели друг на друга и 
запищали:
 
 
— Ах, наши кафтанчики, чудесные нарядные кафтанчики! Они 
были мокрые, а теперь стали белые, совсем-совсем белые!
 
 
Потом они взглянули на тот разгром, который учинили, и 
завопили:
 
 
— Плохая работа! Плохая работа!
 
 
И один из них сказал:
 
 
— Нет, так работать, как вы, люди, нельзя! Лучше мы сделаем 
все по-другому.
 
 
И он хлопнул в ладоши — раз! — и вся мука оказалась в 
кадушке, мало того — тесто было уже замешено. Пикси 
подумал, подумал и добавил:
 
 
— Раз уж тесто готово, почему бы не испечь хлеб?
 
 
Он опять хлопнул в ладоши, и вместо теста кадушка оказалась 
полной свежего хлеба, ароматного и румяного. Пикси 
перестали кукситься, заулыбались и закричали:
 
 
— Ну что, умеем мы работать? Доволен ты нашей работой?
 
 
— О да! — заверил их мистер Хатчинсон.
 
 
— Тогда давай другую работу! Давай нам скорее другую работу!
 
 
Мистер Хатчинсон снова осмотрелся вокруг и заметил, что 
кухонный очаг совсем зарос сажей и копотью. Недолго думая, он приказал пикси:
 
 
— Вычистите этот очаг так, чтобы сверкал!
 
 
— Хорошая работа! Хорошая работа! — радостно закричали пикси.
 
 
Они подбежали к очагу и принялись старательно тереть его 
ветошью. Но очаг был очень велик, а ручонки пикси — 
очень малы, и толку от их стараний было немного. Зато перемазались они так, что 
стали чернущие и грязнущие. Промучившись минут пять, пикси стали переводить дух, взглянули друг на друга и чуть 
не заплакали:
 
 
— Ах, наши кафтанчики, чудесные нарядные кафтанчики! Они 
были мокрые, потом были белые, а теперь стали черные, совсем-совсем черные!
 
 
Потом они посмотрели, много ли сделано, и совсем 
расстроились.
 
 
— Плохая работа! Плохая работа! — закричали они.
 
 
И снова один из них сказал:
 
 
— Неужели вы, люди, делаете всю эту ужасную, грязную, 
тяжелую работу?! Ведь это можно сделать так легко!
 
 
И он свистнул, и в мгновение ока очаг стал таким чистым, что 
ни пятнышка сажи на нем нельзя было отыскать. Пикси с 
минутку подумал и заявил:
 
 
— Нет, так плохо, ведь ты хотел, чтобы он сверкал!
 
 
Он снова свистнул, и — мистер Хатчинсон едва смог поверить 
своим глазам — очаг оказался сплошь выложен драгоценными камнями. Они сияли так 
ярко, что глазам было больно. Пикси развеселились:
 
 
— Ну что, здорово мы работаем? Доволен ты нашей работой?
 
 
— Да… — с трудом смог вымолвить мистер Хатчинсон, пораженный 
всем, что увидел, до глубины души.
 
 
— И ты не станешь больше называть нас «бесовскими тварями»?
 
 
— Нет, никогда в жизни!
 
 
— Вот и хорошо! Вот и славненько! — зачирикали довольные пикси.
 
 
И они хотели было пуститься в пляс, но при взгляде на свои 
погибшие кафтанчики опять немножко расстроились и передумали. Пикси о чем-то посовещались между собой, а потом заявили мистеру 
Хатчинсону:
 
 
— Мы трудились для тебя полдня, устали и испортили свои 
красивые новые кафтанчики. Будет справедливо, если мы возьмем тебя с собой в 
нашу страну, чтоб ты тоже немножко потрудился для нас!
 
 
— Подождите! Подождите! — закричал мистер Хатчинсон, но было 
уже поздно. Он услышал нежный звон, перед глазами у него замелькало, а потом он 
обнаружил, что стоит на лужайке, покрытой мягкой ярко-зеленой травой. Вокруг, 
куда ни глянь, росли чудесные цветы, и со всех сторон к нему бежали любопытные пикси. Он понял, что пикси 
перенесли его в Волшебную Страну, и сердце его упало. Смертным не место в 
Волшебной Стране. Выбраться из нее в обычный мир очень непросто, а те, кому это 
удавалось, потом всю жизнь не могли забыть ее и тосковали. Но мистер Хатчинсон 
решил не падать духом и постараться сделать все, чтобы уже сегодня вернуться 
домой.
 
 
Тем временем доставившая его четверка пикси 
куда-то исчезла и вернулась через пару минут расфуфыренная, одетая во все 
новое. Они весело подбежали к мистеру Хатчинсону и спросили:
 
 
— Ну как, нравится тебе наша страна?
 
 
— Она прекрасна, — ответил мистер Хатчинсон, и не покривил 
душой. Никогда он не видел такого веселого неба, таких ярких красок и небывалых 
цветов. Даже воздух здесь был какой-то особенный, ароматный и нежный. Казалось, 
все вокруг полно смешливого, искрящегося веселья. Мистер Хатчинсон вдруг 
почувствовал, что помолодел на пару десятков лет, и ему перестало так уж сильно 
хотеться домой. Но он знал, что таковы чары Волшебной Страны и смертным нельзя 
им поддаваться.
 
 
Пикси, собравшиеся поглазеть на 
человека, хотели было устроить вокруг него веселый хоровод, но четверка 
одернула их:
 
 
— Нет, погодите, сейчас не время для веселья! Сначала этот 
человек должен потрудиться для нас, как мы трудились для него, а вот потом…
 
 
— А потом, — осмелился вставить слово мистер Хатчинсон, — я 
прошу вас отправить меня домой.
 
 
— Как? — удивились пикси. — Ты не 
хочешь повеселиться с нами? Глупый человек! Ну хорошо, пусть будет по-твоему. А 
теперь вот тебе первое задание! Видишь эти синие цветы, что растут неподалеку?
 
 
Мистер Хатчинсон оглянулся и увидел множество красивых и 
нежных цветов, похожих на колокольчики. На их чашечках тут и там сверкали 
бусинки росы.
 
 
— Эти цветы, — объяснили ему пикси, 
— мы называем «росинки». Мы собираем с них росу и пьем вместо вина. А сейчас ты 
должен собрать столько росы, чтобы наполнить эту бочку!
 
 
Бочка была немногим больше обычного стакана, и мистер 
Хатчинсон приободрился. Задание казалось ему не таким уж сложным, к тому же его 
утешало, что пикси обещали не удерживать его и отпустить 
домой. Он взял «бочку» и крохотную золотую ложечку, которой надо было собирать 
росу, и отправился трудиться. Пикси гурьбой побежали 
за ним, чтобы посмотреть, как он справится с их работой.
 
 
Однако собирать росу оказалось куда как непросто. Здесь 
требовались ловкость и усердие, а мистер Хатчинсон не отличался ни тем, ни 
другим. Лепестки «росинок» были такие гладкие, что стоило легонько тряхнуть 
цветок — и вся роса летела на землю. К тому же ложечка была такой малюсенькой, 
что мистер Хатчинсон мог держать ее только двумя пальцами, а о том, чтобы ловко 
орудовать ею, не было и речи. Вскоре мистер Хатчинсон понял, что набрать стакан 
росы для него не легче, чем вычерпать море. Пикси, 
глядя, как он неловко топчется в зарослях «росинок», тоже это поняли.
 
 
— Глупый человек! — закричали они презрительно. — Ты упрекал 
нас, что мы не трудимся, а сам не можешь справиться с такой легкой работой! 
Хватит проливать драгоценную росу, иди сюда!
 
 
Мистер Хатчинсон, пунцовый от досады и смущения, подошел к 
ним и сказал:
 
 
— Я так неловок оттого, что эта ложечка чересчур маленькая 
для меня.
 
 
— Зато твоя бочка была чересчур большая для нас, но мы не 
жаловались! — совершенно справедливо возмутились пикси.
 
 
Мистер Хатчинсон выглядел таким пристыженным и несчастным, 
что пикси вскоре пожалели его и перестали ругаться.
 
 
— Ну ладно, — сказали они, — не расстраивайся. Сейчас мы 
дадим тебе такую легкую работу, что ты точно с ней справишься! Знаешь ли ты, из 
чего мы печем хлеб?
 
 
Мистер Хатчинсон, конечно, не знал.
 
 
— Видишь пылинки, что кружатся в солнечном луче? Мы ловим 
их, просеиваем и печем из них хлеб. Вот тебе сито, вот мешок. Набери для нас 
полный мешок пылинок!
 
 
«Сито» было размером с наперсток, а «мешок» сшит из двух 
лепестков розы. Мистер Хатчинсон совсем пал духом, но покорно взял и то, и 
другое и принялся ловить пылинки. Они весело плясали в солнечном луче, ловко 
ускользая от всех неуклюжих попыток мистера Хатчинсона поймать их. Он кидался 
за ними то туда, то сюда, размахивая крошечным мешком, но не смог поймать и 
дюжины. Пикси недоуменно смотрели, как мистер 
Хатчинсон мечется по лужайке, словно слон, решивший поступить в кордебалет, а 
потом не выдержали и расхохотались:
 
 
— Глупый человек, прекрати, а то мы надорвем животы от 
смеха! Так ты и за год не наловишь мешок пылинок! Как же ты мог упрекать нас, 
что мы не трудимся? Сам-то ты совсем не умеешь работать!
 
 
Понурый вид мистера Хатчинсона вновь заставил пикси смягчиться.
 
 
— Прости нас, — попросили они. — Мы больше не будем 
насмехаться над тобой. Вот тебе последнее задание — может, хоть его ты 
выполнишь! Мы собираемся завтра на бал к Золотой Королеве и уже сшили чудесные 
наряды, но наши башмаки нечищены. Почисть их для нас!
 
 
Перед мистером Хатчинсоном тут же выросла горка крохотных 
башмачков, ему дали пару щеток, размером с ноготь мизинца, и он скрепя сердце 
приступил к работе. Башмаки пикси были сделаны, как и 
вся их одежда, из лепестков цветов, а подметки были из жучиных 
крылышек. Они были такие хрупкие, что их было боязно даже взять в руки, не то 
что чистить. К тому же они были сплошь увешаны крохотными колокольцами, 
за которые то и дело цеплялась щетка. Когда мистер Хатчинсон порвал первый 
башмачок, пикси хором стали его утешать: мол, ничего 
страшного, это бывает. Когда он порвал второй, они принялись кричать, чтобы он 
был осторожнее. Когда же он порвал и третий, и четвертый, и пятый, пикси отобрали у него щетки и заявили:
 
 
— Такому работничку, как ты, ничего нельзя давать в руки! 
Посмотри, что ты наделал! Ты что, хочешь чтобы мы отправились на бал к Королеве 
босиком?
 
 
Мистер Хатчинсон принялся оправдываться и просить прощенья, 
но на этот раз пикси были неумолимы.
 
 
— Ты говорил о нас, бесстыжий болтун, что мы «бесовские 
твари», потому что, якобы, не умеем работать! Но мы сделали всю тяжелую и 
грязную работу в твоем доме, не жалуясь и не прекословя. А вот ты — ты и есть 
настоящая бесовская тварь, потому что умеешь работать только языком и портишь 
все, к чему ни прикоснешься! Тебя нужно как следует наказать!
 
 
Мистер Хатчинсон упал на колени и стал умолять пощадить его.
 
 
— Я вижу теперь, — причитал он, — как не прав я был! Все 
беды — от моего длинного языка, которому я давал волю! Но теперь, обещаю, я 
буду следить за своими речами и не позволю себе ни одного лишнего слова!
 
 
— Разве можно верить людским обещаниям? — презрительно 
сказали пикси. — Нет уж, мы сами позаботимся, чтобы 
ты впредь не распускал язык! Отныне, как только ты захочешь поучать 
кого-нибудь, из твоего рта будет нестись лишь хрюканье и лай. А теперь 
проваливай, и радуйся, что так легко отделался!
 
 
Перед глазами мистера Хатчинсона вновь засверкало, в ушах 
зазвенело, а через несколько секунд он уже сидел в своем кресле, растерянный и 
оглушенный. С полчаса он приходил в себя, а потом отправился на кухню, чтобы 
проверить, не привиделись ли ему эти необычайные приключения.
 
 
Едва он вошел туда, как зажмурился от нестерпимого сияния 
драгоценных камней в кухонном очаге. Пикси не стали 
отнимать у него этот дар, а может, самоцветы так мало стоили в их глазах, что 
они и вовсе не придали этому значения. Еще теплый хлеб лежал на столе, а бочка была 
полным-полна молока. Убедившись, что ему ничего не померещилось, мистер 
Хатчинсон запер на замок дверь кухни, чтобы избежать расспросов слуг, и 
отправился в «Зеленый Лев» успокоить свои расстроенные нервы кружечкой портера.
 
 
Усевшись в уголке и прихлебывая душистый портер, мистер 
Хатчинсон почувствовал нестерпимое желание произнести свою всегдашнюю 
проповедь. Да и все посетители искоса посматривали на него, словно удивляясь, 
что это мистер Хатчинсон помалкивает. Мистер Хатчинсон встал, принял подобающий 
благообразный вид и заговорил… если, конечно, это можно так назвать. С уст его 
слетало лишь «хрю-хрю» и «гав-гав», а больше — ни слова!
 
 
— О! — сказал кабатчик. — Такая рань, а наш праведник уже 
надрался!
 
 
Мистер Хатчинсон, не помня себя от стыда, поспешно выскочил 
за дверь, и больше в «Зеленом Льве» его не видели.
 
 
С тех пор с мистером Хатчинсоном произошла разительная 
перемена, которой не могли нарадоваться его соседи. Он стал молчалив и тих, 
поучений от него больше никто не слышал, а когда ему задавали вопрос, 
относящийся к его прежним проповедям, отказывался даже заводить об этом 
разговор. Кроме того, он вновь занялся торговлей, поставив ее на самую широкую 
ногу, — ибо самоцветы пикси, вопреки обыкновению, так 
и не превратились в мусор и черепки.
 
 
* * *